Дневник времён заразы - Яцек Пекара

Что ж, если бы людей, которые клянутся, что пусть их поразит молния с ясного неба, если они лгут, и впрямь наказывали бы громом, то, боюсь, мы бы видели на улицах и в домах множество испепеленных тел грешников. И умирали бы они, вероятно, с поистине глупым выражением на лицах, задаваясь вопросом, как это возможно, что Бог так буквально отнесся к их заклинаниям. К сожалению, наш Господь и Создатель решил не облегчать задачу инквизиторам, так что это мы сами, слуги Святого Официума, должны были осторожно, тщательно и внимательно распутывать сплетенные ближними узлы лжи, которые они к тому же переплели путами нечестивости и обвили петлями злодеяний.

Допрос троих обормотов проходил под аккомпанемент рыданий, соплей, стонов и мольб о пощаде. Поразительно, что, хотя Святой Официум существует столько веков, люди так и не научились тому, что у инквизиторов не мягкие сердца, и они не поддаются на причитания и просьбы. Мы добросовестно выполняем свою работу, а разве строитель, возводящий мост над пропастью, мост, призванный служить общему благу, послушал бы того, кто стал бы его умолять прервать свой важный труд? Разумеется, нет! А наша задача, задача инквизиторов, была ведь куда значительнее — мы возводили мост, призванный вести души наших ближних прямо в Царствие Небесное! Остановиться было бы, следовательно, не только проступком перед людьми, но прежде всего смертным грехом перед Всевышним Господом, Которому мы присягали служить безоговорочно.

Когда я услышал все, что хотел услышать, я велел позвать Виттлера и приказал ему подписать все страницы, дабы он засвидетельствовал, что допрос проходил в его присутствии. А он был достаточно умен, чтобы не спрашивать ни что это за показания, ни требовать их прочесть. По определенным соображениям я хотел, чтобы все, что оказалось в протоколе, осталось в тайне.

* * *

Кинга сидела с Хельций за кухонным столом. С тех пор как ребенок, о котором она заботилась, покинул резиденцию Инквизиции, девушка, видимо, заскучав от одиночества в своей комнате, стала составлять компанию нашей хозяйке и помогать ей. Как ни странно, они очень сдружились. Так уж водится, что красивую, молодую девушку и старую, некрасивую женщину (а Хельция, при всей ее добродетели, была, не будем этого скрывать, безобразна, как, впрочем, почти всякий старый человек) могут связывать лишь двоякого рода отношения. Либо старая возненавидит молодую, видя в ее свежести и прелести то, чем сама никогда не была и уже не будет, либо отнесется к ней как к дочери, возьмет под свою опеку и окружит мудрой заботой. В случае Хельции и Кинги, к счастью, случилось второе. Когда я вошел на кухню, обе сидели за столом и лепили вареники. Они тихо беседовали, но, завидев меня, умолкли.

— Я не хотел вам мешать, — сказал я. — Хельция дала тем стражникам вино, как я велел?

— Раз уж вы приказали, мастер инквизитор, то приказ ваш я выполнила, — ответила она почти обиженным тоном.

— Кто-то есть в подвале? — тихо спросила Кинга.

Я сурово на нее взглянул.

— Почему тебя это интересует?

Она лишь покачала головой и ничего не ответила.

— Если кто-то попадает в наши подземелья, значит, он злой человек, причинявший зло людям и вере, — промолвила Хельция. — Иных там нет.

— Святая правда, — ответил я.

После этого я велел Виттлеру вызвать в резиденцию Инквизиции лекарей Крумма и Пуффмайстера и приказать им явиться немедленно, ибо в противном случае их приведут силой.

* * *

— Вот протокол допроса убийц магистра-аптекаря Йонатана Баума, — сказал я и положил на столешницу исписанные листы. — Можете ознакомиться, господа, прежде чем с ним ознакомится городской совет.

Пуффмайстер громко сглотнул и уставился на представленные бумаги так, словно это была не стопка бумажных листов, а плетеная корзина, из которой высовывала голову змея Клеопатры. Крумм сохранял большее спокойствие. Он взял документы и пробежал их глазами. Раз, а потом другой.

— Это гнусная клевета, — наконец твердо заявил он. — Поистине гнусная. Что за люди!

Его спутник уже успокоился и теперь тоже придвинул к себе протокол. Мы молчали, пока он читал: я — бесстрастно наблюдая за ним, а Крумм — уставившись в стол и тихо сопя от раздражения.

— Это не люди, это волки, — наконец с великой горечью произнес Пуффмайстер и отодвинул бумаги в мою сторону.

Я сердечно им улыбнулся.

— Я очень рад, что дело прояснилось, — сказал я, поднимаясь с места.

Я застал их врасплох. Очень их застал врасплох.

— Так что? Это уже все? — наконец спросил Пуффмайстер.

— Да, все, — ответил я. — Святой Официум не занимается обычными преступлениями, не затрагивающими нашу святую веру. Я передам эти документы городскому суду и городскому совету, равно как и самих заключенных.

— То есть, что будет? — неуверенно спросил Пуффмайстер.

— Это значит, что жернова правосудия придут в движение, — ответил я. — По опыту подозреваю, что вас задержат до выяснения обстоятельств. Убийство богатого горожанина, которого знали даже при императорском дворе, который вместе с братом держал крупнейшую аптеку в Кобленце… — я сделал паузу. — О-хо-хо, это не какое-то пустяковое дельце. Наш суд сделает все, чтобы найти и примерно наказать не только самих убийц, но и заказчиков этого преступления.

Лекари молчали.

— Конечно, если это не вы, господа, если вас обвинили несправедливо, то через несколько месяцев, вероятно, все прояснится, — добавил я и покачал головой. — Но шуму в городе будет много. Ха! Лекари убивают аптекаря, ну-ну, будет о чем поговорить…

Лекари в панике переглянулись.

— Мы будем разорены! — воскликнул Пуффмайстер. — Не может такого быть, чтобы из-за поклепа, клеветы и высосанной из пальца лжи была уничтожена жизнь двух ученых докторов!

— О разорении финансов и репутации я бы так сильно не беспокоился, — легкомысленно заметил я. — Учитывая, что в игру вступают также долгое заключение и пытки, а значит, вероятно, и безвозвратное разорение здоровья. Короче говоря, господа… — произнес я уже ледяным тоном. — Вы перешли черту, которую ни один человек переходить не должен. Вы приказали убить невинного ближнего лишь потому, что он мешал вашим делам. Наказание за это может быть лишь одно, и уверяю вас, вы будете очень страдать, прежде чем его дождетесь.

— Это был несчастный случай! — взвизгнул перепуганный Пуффмайстер. — Клянусь Богом, Матерью Господа Нашего и Его святым гневом, опустошившим Иерусалим, что мы не хотели этой смерти!

Крумм поначалу пытался сдержать это внезапное признание испуганного товарища, но позже, видя, что ничего