Лесная обитель - Мэрион Зиммер Брэдли

Плечи Кейлин устало поникли: жрица поняла, что победила.

– Я кое-что придумала…

День свадьбы выдался ясным и солнечным. Гай проснулся, когда в окно уже вовсю било весеннее солнце, и заморгал: в глаза ему сверкнула белоснежная тога, разложенная на спинке стула. В прошлом году ему приходилось надевать тогу на светские и дипломатические приемы, куда он сопровождал будущего тестя, и молодой человек попривык управляться с бесчисленными складками, однако ж по-прежнему ощущал себя в такой одежде неловко и скованно. Агрикола похвалялся, что научил сыновей бриттских вождей носить тогу, но Гай в этом сомневался. Его самого воспитывали как римлянина, но даже он чувствовал себя куда свободнее в униформе или в бриттской тунике и клетчатых штанах.

Молодой римлянин приподнялся на постели и в ужасе воззрился на тогу. Мацеллий, приехавший из Девы днем раньше, ночевал в одной комнате с сыном: он перевернулся с одного бока на другой и вопросительно изогнул бровь.

– Уж могли бы придумать для торжественных случаев одежду получше, – проворчал Гай, – или хотя бы более удобную.

– Тога – это больше, чем одежда, – сурово напомнил ему Мацеллий – Это символ. – Он сел и, к превеликому изумлению сына, который с утра обычно бывал не в ударе, принялся пространно излагать славную историю тоги.

Постепенно Гай начинал понимать. Даже здесь, на задворках империи – а может быть, здесь – особенно! – право носить белую тогу римского гражданина отличало хозяев мира от тех, кого они завоевали и покорили. Узкая пурпурная полоса на тунике Гая, свидетельствующая о принадлежности к сословию эквитов, – это знак отличия, завоеванного дорогой ценой. В глазах таких людей, как его отец, подобные символы очень важны. В сравнении с ними удобство одежды никакого значения не имеет.

И как бы Гаю ни хотелось вышвырнуть постылый кусок ткани в окно, тому, кто соединил свою судьбу с Римом, приходится много с чем смириться, в том числе и с тогой. По крайней мере, она из шерсти, так же, как и нижняя туника. Он не замерзнет на холодном апрельском ветру, даже если налетит дождь.

Тяжело вздыхая, молодой человек вверил себя заботам слуги-вольноотпущенника: тот помог ему вымыться и побрил его. Гай надел тунику и сандалии – и взялся за тогу, пытаясь сообразить, как этой штуковиной обмотаться. Отец наблюдал за ним с совершенно каменным лицом: Гай был уверен, что тот едва сдерживает смех. Наконец Мацеллий не выдержал и отобрал у сына тогу. Он умело и ловко уложил на нем белую шерстяную ткань складками так, чтобы они ниспадали с левого плеча, задрапировал полотно на спине, пропустил его под правой рукой, а конец аккуратно расправил на груди и перебросил через левое плечо в другую сторону, чтобы ткань изящными волнами обвивала руку.

– Ну вот, так-то лучше! – Мацеллий шагнул назад и снисходительно оглядел сына. – Перестань сутулиться – и с тебя можно будет хоть статую ваять.

– Да я себя изваянием и чувствую, – пробурчал Гай, боясь пошевелиться – как бы все это сложное сооружение не развалилось. На сей раз Мацеллий расхохотался в голос.

– Не переживай; жениху простительно волноваться. Ты почувствуешь себя куда лучше, когда все закончится.

– А ты – волновался? – вдруг спросил Гай. – Когда ты женился на моей матери, тебе было страшно?

Мацеллий замер; на мгновение глаза его затуманились от боли.

– Я себя не помнил от счастья в тот час, когда она стала моей, и каждый день нашей совместной жизни вплоть до ее смерти… – прошептал он.

«То же самое чувствовал и я, держа в объятиях Эйлан… – с горечью подумал Гай. – Но я сам согласился на это фиглярство, и теперь у меня нет выбора – я обязан дойти до конца».

При виде гаруспика, которого призвали для совершения ауспиций, настроение Гая нимало не улучшилось. В лучах полуденного солнца гадатель, с лысой красной макушкой и длинными голенастыми ногами, походил на одну из своих куриц. Гай цинично усмехнулся: уж какие бы там пятна ни обнаружились в потрохах злополучной птицы, они, конечно же, покажут, что день нынче самый что ни на есть благоприятный. Учитывая, что здесь собрались все высокопоставленные сановники Лондиния, отменить празднества было бы чрезвычайно неудобно. Тем более что о выборе подходящего дня с авгурами посоветовались несколько недель назад.

В атриуме, между колонн, увитых зелеными гирляндами, толпилось устрашающее множество народу. Гай узнал двух престарелых вдовиц с лицами морщинистыми как черносливины, – за последние месяцы он несколько раз встречался с ними в доме Лициния. Невероятно, но старухи улыбались – даже если и не напрямую ему, то глядя куда-то в его сторону. Может, радуются за Юлию… знали б они, какой сомнительный трофей ей достался, они бы, небось, неодобрительно хмурились!

В надлежащий срок гадатель объявил, что знамения благополучны, с чем собравшихся и поздравил. День, выбранный Юлией для вступления в брак, просто не посмел бы не оправдать ожиданий!

Над толпой поднялся гул, останки распотрошенной гаруспиком птицы убрали, и вошла невеста, опираясь на руку отца. Из-под легендарного оранжево-алого покрывала – фламмеума – виднелся разве что краешек белой туники. Один из секретарей Лициния развернул свиток и гнусаво зачитал текст брачного контракта. Почти все его условия были оговорены во время церемонии помолвки: размер coemptio – «выкупа», предложенного Гаем; сумма приданого Юлии; тот факт, что она останется «под рукой» отца как законный член его семьи и сможет распоряжаться своей собственностью. Гаю уже объяснили, что в настоящее время такая форма брака более распространена[36] и никоим образом не умаляет его достоинства. В отдельном положении специально уточнялось, что он не имеет права развестись с Юлией, кроме как в случае «неподобающего поведения», которое должно быть засвидетельствовано по меньшей мере двумя почтенными матронами. Будь Гай сейчас в состоянии смеяться, он расхохотался бы в голос: чтобы благонравная скромница Юлия да вдруг повела себя неподобающе – такое просто в голове не укладывалось! Она слишком ясно давала понять, что очень хочет этого брака – не станет же она подвергать его опасности! Сегодня, даже несмотря на всю ее чинную, степенную манеру держаться, в глазах Юлии светилось неприкрытое торжество.

– Гай Мацеллий Север Силурик, согласен ли ты с условиями оглашенного контракта и желаешь ли ты взять в законные жены эту женщину? – вопросил его отец. Гай сознавал, что все взгляды устремлены на него, и все-таки, как ему