Лесная обитель - Мэрион Зиммер Брэдли

– Желаю…

– Юлия Лициния? – Отец девушки повернулся к ней и повторил вопрос. И уж она-то с ответом не задержалась. Секретарь подал контракт на подпись жениху и невесте и унес документ в архив для регистрации.

Гаю казалось, что вместе с брачным контрактом от него уплывает свобода, но от него и не требовалось улыбаться – к римской тоге прилагалась несокрушимо-торжественная серьезность. Вперед выступила миловидная женщина – как оказалось, дочь Агриколы, – взяла Юлию за руку и подвела ее к Гаю. Тонкие пальчики невесты крепко переплелись с его пальцами, и Гая пронзило чувство вины.

Потом возносили бессчетные молитвы богам, взывая к Юноне и Юпитеру, Весте и всем прочим, кто хоть каким-то боком покровительствовал домашнему очагу и семье. Гаю с Юлией вручили чашу с зерном и кувшин с маслом – эти дары полагалось предать жертвенному огню на алтаре. Пламя громко затрещало – и тут из обеденной залы, примыкающей к атриуму, потянуло аппетитными запахами стряпни; правда, смешиваясь с ароматами горящих благовоний, они обретали привкус довольно-таки тошнотворный. Пора было приступать к свадебному пиру. Юлия откинула с лица покрывало. Гай взял лепешку, испеченную из полбы грубого помола – он от души надеялся, что на пиру накормят чем-нибудь повкуснее, – разломил ее и вложил кусочек в рот Юлии. Она повторила его действо и произнесла полагающиеся слова, соединившие их с Гаем нерушимыми узами. Церемония шла своим чередом; теперь от Гая требовалось только исправно играть свою роль.

На протяжении всего роскошного свадебного пиршества – Лициний не поскупился, а гордость Юлии не знала удержу! – Гай был как в тумане. Столы ломились от яств. К новобрачному то и дело обращались с поздравлениями; престарелый друг Лициния пространно распространялся о достоинствах невесты, и Гай охотно с ним соглашался: да, ему сказочно повезло заполучить в жены такую чудесную девушку! Но старик-сенатор вцепился в него мертвой хваткой: он знал Юлию с самого ее рождения, так что Гаю, хочешь не хочешь, а пришлось выслушать несколько смешных историй из ее раннего детства. Где-то рядом два магистрата вполголоса обсуждали предстоящий военный поход императора в Германию.

Рабы, тоже бормоча слова поздравлений, разносили угощение – не мясо жертвенных животных, понятное дело, но нежную жареную курятину и свинину и вкусные лепешки из пшеничной муки тонкого помола. Вино лилось рекой, Гаю подносили чашу за чашей, он осушал их до дна и вскорости решил, что напиток весьма недурен. Поток гостей не иссякал: каждый считал своим долгом подойти поздравить новобрачного; а ему не часто доводилось видеть Мацеллия таким счастливым.

А пир заканчиваться и не думал. Гай призывал на помощь всю свою учтивость и все свое самообладание, но про себя гадал, что бы подумала обо всей этой чепухе Эйлан – узнает ли она когда-нибудь и оценит ли, на что он пошел ради нее и сына?

Юлия хихикала над непристойными шутками комедиантов, которые развлекали гостей, но Гай очень сомневался, что она понимает, о чем речь. Эта традиционная часть церемонии должна была вдохновить новобрачных на любовные игры во имя продолжения рода; фигляры из кожи вон лезли, чтобы смысл происходящего дошел до всех и каждого. На угощение Гай уже смотреть не мог, но продолжал делать вид, что ест, и в сотый раз соглашался с тем, что Юлия – прелестная девушка, а ему несказанно повезло.

У Юлии слипались глаза; она выпила второй, а затем и третий кубок вина, гораздо более крепкого, чем то, что обычно подавали за столом у Лициния, так что ее обычная живость поумерилась. Гай ей позавидовал: сам он, к сожалению, все еще сохранял ясную голову.

Темнело. Снаружи донеслись крики; распорядитель церемонии объявил, что пришло время проводить невесту в дом жениха, и Гай глупо ухмыльнулся. Все это казалось до смешного нелепым, ведь у Мацеллия своего дома в городе не было, и новобрачным предстояло просто-напросто перейти в дальнее крыло особняка Лициния, но Юлия, по всей видимости, твердо вознамерилась соблюсти все до единой традиции в этот знаменательный день своей жизни.

Хорошо, что на самом-то деле похищать невесту ему не нужно, подумал про себя Гай, с наигранной грубостью хватая Юлию за запястье и увлекая ее за собою. Он так нетвердо стоит на ногах, что от него отбилась бы даже дряхлая старуха с хромой собакой!

Распорядитель церемонии вручил новобрачному мешочек с позолоченными грецкими орехами и мелкими медными монетками, чтобы тот бросил их нищим, которые, как водится на свадьбах, толпились у входа в надежде на щедрую мзду. В руках у Юлии был такой же мешочек, в цвет алого покрывала. Носильщики подхватили паланкин, и торжественное шествие двинулось от дома Лициния вниз по улице до форума, мимо табулария и нового дворца наместника. Паланкин сопровождали факелоносцы; впереди шли певцы и флейтисты. Наконец, описав круг, процессия возвратилась ко входу в новый дом, уже подготовленный для новобрачных. Гай, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, швырял монеты в толпу; нищие призывали благословение на его голову. Оставалось потерпеть еще чуть-чуть, еще совсем немного…

Факел из боярышникового дерева ронял мерцающий отблеск на порог, разгоняя тени и злые чары. «Жаль, что развеять воспоминания факелу не под силу», – подумал про себя Гай: в голове у него на прохладном воздухе слегка прояснилось. Кто-то вручил Юлии чашу с оливковым маслом: она смазала дверной косяк и обвила его полосками белой шерстяной ткани.

Престарелые вдовушки расцеловали Юлию, бормоча пожелания счастья, и, с минуту подумав, расцеловали и Гая – тем самым подав пример остальным: в следующий миг на новобрачных обрушился настоящий шквал объятий, поцелуев и поздравлений. Слегка захмелевший Мацеллий – Гай впервые в жизни видел, чтобы отцу вино ударило в голову! – обнял молодых. Лициний расцеловал Юлию и Гая и объявил, что свадьба удалась на славу.

Гай подхватил Юлию на руки, в который раз подивившись, какая она легкая, почти невесомая, перенес ее через порог и пинком захлопнул за собою дверь.

В воздухе разливался сладкий дух благовоний и аромат цветов Юлии; от стен тянуло запахом свежей краски. Девушка замерла перед Гаем. С нежностью, которой он сам от себя не ожидал, молодой муж снял с нее фламмеум.

Венок новобрачной уже увядал; шесть прядей, заботливо уложенных прислужницей вокруг головы, развились и рассыпались, обрамляя шею. Юлия казалась совсем девочкой – слишком юной для замужества. Не успел Гай заговорить, как она уже подошла к алтарю в центре их собственного атриума и выжидательно застыла,