Фарфор Ее Величества - Максим Андреевич Далин

— Ну ладно, — сказал Нагберт. — Поверю тебе на этот раз… и отложу до коронации… скажем так: всё, что запланировал, так и быть, отложу до коронации. Но ты же понимаешь, что потом вам будет некуда деваться? Придётся валить к себе на побережье?

Я постарался закатить глаза так же убедительно, как Индар. Не уверен, что получилось, но Нагберта впечатлило.

— Да я жду не дождусь свалить на побережье! — сказал я. — Я навоевался по горло, я не смыслю в политике, меня женщина ждёт!

Это была правда — и, видимо, прозвучало очень искренне.

— Что ж, — хмыкнул Нагберт. — Иди… солдатик… делай, что там тебе Кукла приказала. Ать-два… до коронации.

— До коронации, — кивнул я.

Меня уже озноб начинал бить от слова «коронация». Но кое-как мы эту ситуацию растащили.

Я только боялся, что в столовой идёт бой с Люнгерой.

Но мои ребята меня не подвели: Рэдерик с жаром рассказывал Люнгере, как на побережье играют в «рыбки-крабики», щенок снова лежал у него на коленях, Барн согласно кивал, а Индар и Норфин открыли окно и дышали.

Холодным дождём, который полил снова.

Люнгера ушла за своим господином. Нагберт на неё одобрительно посмотрел — она, видимо, пошла получать благодарность за службу. А Барн, когда она ушла, всё-таки сказал, что давно хотел:

— Ваш-бродь, я вот про руку-то вашу… где разрез закрылся. Я ж там тоже был.

— Был — и что? — спросил я. Встревожился.

— Да дело такое, — замялся Барн. — Глаз-то… Я ж его и не вынимаю, привык. Он же видит, хоть и стеклянный… помните, фантомная болезнь, то-сё…

Тут уже на него все обеспокоенно смотрели.

— Он что, болит теперь? — спросил Рэдерик.

Глаз Барна его очень встревожил. Дети даже к родителям порой не настолько серьёзно относятся.

Но Барн застенчиво ухмыльнулся:

— Что ты, ваше высочество! Не болит. Но мне его не вынуть. Он вроде как… не знаю… словно как мой собственный. А видит, как стеклянный. Потустороннее, в общем.

— Вот это новость! — сказал Индар. — Это уже странно впрямь.

— Давно? — спросил я.

— Да нет, — Барн снова ухмыльнулся. — Вот как вы сказали про ладонь…

Ну да, подумал я. Белый огонь принца. И по нам отрикошетило. Очень странным образом.

— Так, ягнёночек, — Индар поднял палец. — Смотри сюда. Отлично! Сюда теперь! И вниз… Клай, ты видишь⁈ И вверх… У меня слов нет.

Рэдерик захлопал в ладоши, и Дружок гавкнул. А у меня тоже слов не было. Видеть духов стеклянным глазом, потому что фантомная болезнь некромантов, — это бывает, это было не только с Барном. Но двигать стеклянным протезом как живым глазным яблоком — этого уж точно не бывает.

И, строго говоря, быть не может.

— Но он стеклянный? — спросил я.

По виду я не мог сообразить.

— Не знаю, — сказал Барн и потёр глаз пальцем. — Вроде и нет. А вроде и да.

— Это не третий Узел, — сказал я. — Мне представляется, что это каким-то образом сделал принц, когда воевал с Лайзой.

Рэдерик улыбнулся победно.

— Значит, тебе так лучше? — спросил он Барна и привалился к нему боком.

— Да прям намного! — радостно сказал Барн, чем окончательно Рэдерика успокоил.

Мы, конечно, все ещё некоторое время рассматривали его глаз. Уже не столько для собственного успокоения, сколько из любопытства. Но так ничего и не поняли.

Видимо, нужно быть медиком, чтобы понять.

Глаз выглядел совершенно как настоящий. По-моему, стеклянный глаз, несмотря на всё искусство художников Фогеля, всё-таки больше отличался. Тоненьких кровеносных сосудов, во всяком случае, было не видно. И мы поняли, что — да, вынуть глаз Барну больше не удастся. Стеклянный или нет, он уже был частью Барна, точка. Врос в него и двигался, как живой.

И всё в сумме было похоже на чудо.

На настоящее чудо.

Не на королевское чудо наподобие легендарного излечения лихорадки наложением рук, а такое чудо, от которого становится холодновато в животе. Такие чудеса происходят редко и не просто так. И за них до изумления много требуют.

Две вещи я понял точно… и одну, скажем так, понял условно.

Первая из тех, что точно: Барн уже точно не мой. Надо разобраться, кто его забрал, — Рок, Судьба, Господь, местный Отец Земли — но забрали, всё.

Вторая из тех, что точно: мне подали знак. Те же силы. Менее явный, но выразительный. Скорее, даже не знак, а намёк. Всё равно что сказали: ты можешь понадобиться, Клай. Имей в виду. Ладно, имею.

И третья, та, что условно. Интересно, эти самые силы — ох, звучит как «Те Самые», но я не это имею в виду, честное слово! — так вот: эти силы подали знак через Рэдерика или он сам часть этих сил?

В любом случае — ухо востро! Ухо востро — и смотреть в три глаза.

И рассказать Карле при первой возможности.

Как мне хотелось видеть Карлу! Меня иногда на фронте так накрывало — нестерпимым желанием хоть раз ещё её увидеть… обычно перед особенно паршивым делом, из которого мало шансов выбраться целым. И тогда казалось, что даже мысли о Карле — что-то вроде оберега, и сейчас казалось примерно то же самое.

И когда она вдруг открыла зеркало далеко-далеко до сумерек — это было как очередное чудо. Весёлая Карла! С острыми огоньками в золотых глазах! И Тяпка оперлась передними лапами на раму и с любопытством заглядывала в зеркало: где там щенок. Интересно же!

Я тут же прижался ладонями к стеклу — и она тоже. Как будто хотела погреть через стекло — и через все эти леса-леса и чудеса, будь они неладны…

— Вы рано, леди-рыцарь, — сказал я. — У меня есть время на комплименты?

— Я по делу, — сказала Карла. — Вернее, мне надо с тобой посоветоваться. В смысле — с вами. Со всеми. А времени нет.

— Очень рад видеть, леди Карла! — восхищённо сказал Рэдерик.

Почему-то в обществе Карлы он всегда выглядел более милым и более ребёнком, чем обычно. И она ему улыбалась.

— Преданнейший слуга леди, — раскланялся Индар. — Целую ваши ноги.

— Баранище, — фыркнула Карла.

— Здравствуйте, леди, — сказал Барн так же радостно, как Рэдерик.

— Так, — сказал я. — Какое дело?

— Прекраснейшие мессиры, — сказала Карла, — мы тут побеседовали с Преподобным Грейдом и с Ависом… вы помолиться не хотите?

— Ага! — ещё больше обрадовался Барн.

— Гхм… кому? — удивился Индар.

— Кстати, интересный вопрос, — сказал я. — В свете некоторых новых событий.

— Я думала, Вседержителю, — сказала Карла. — Мы обсудили этот момент и с наставниками, и с Виллеминой, и, в