Фарфор Ее Величества - Максим Андреевич Далин

По-моему, все остальные тоже. Заслушались. Только Дружок тихонько тянул в ту сторону нос, но подойти ближе побаивался. Всё-таки звери сильно нервничают, когда Сумерки рядом.

А Ричард, наверное, уже давно пришёл. Тихонечко стоял в стороне — и тоже внимательно слушал, не сомневаюсь.

— Ой, Ричард! — радостно воскликнул Рэдерик.

Он был ещё бледный, но у него камень с души свалился, заметно.

— Привет, принц, — сказал Ричард. — Привет, парни.

И руки нам пожал. Без особого притока Силы — собирал информацию. В тот момент, когда я коснулся его ладони, он, видимо, и сам передал кое-что: я отчётливо увидел наш каземат под Дворцом в столице. В своём любимом кресле сидел Преподобный Грейд, читал древний манускрипт на языке Прародины и кутался в плед. Мессир Валор, слушал, обхватив себя руками. Правый глаз Валора покрывала сетка трещин, как бельмо… он мог бы заменить глаз, но не стал. Видимо, фантомная болезнь некроманта открывала и ему кое-какие возможности. Мессир Ольгер катал по столу хрустальный шарик, лицо у него было совершенно больное. Карла стояла у стеллажа с книгами, злая и раздосадованная, гладила по голове Тяпку, но, кажется, скорее машинально… Из манускрипта Преподобного я успел разобрать только: «… и сил воистину стихийных и невообразимо могущественных, имеющих божественную, а не людскую природу…» — и вывалился из воспоминаний Ричарда с острой тоской по нашему милому дому и товарищам.

И по Карле, ага. Совсем нестерпимо.

— Она тоже скучает, — сказал мне Ричард. Чуть улыбнулся.

— Мы скоро увидимся? — спросил я.

— Где ж мне знать! — вздохнул Ричард. — Я ж вампир, а не гадалка.

— Вы пришли за новостями, Ричард? — спросил Индар.

— Задержался очень, — сказал Ричард. — Заслушался. Карла сердиться будет, но делать-то нечего, я должен был это всё сам услышать, раз уж так повезло.

— Может, надо было и дальше послушать? — сказал Барн. — Нагберт-то, гад, работать собирался… Глядишь, опять позовёт свою эту цыпалялю…

— Это ничего не даст, — сказал Индар. — Допустим, позвал. Но мы не можем на слух ни определить, что за обряд, ни понять, что за цыпаляля. Вы ведь тоже, скорее всего, не сможете к нему заглянуть, Ричард?

— Он от Приходящих в Ночи там понарисовал всё, что только есть, — улыбнулся Ричард. — Ну всё! Даже дурную звёздочку эту, что деревенские бабки на передниках вышивают, от Взгляда из Сумерек, будто кто из Сумерек об их прелести уже себе глаза натёр. Страсть боится вампиров, боится и не доверяет. Это ж не про Эрнста уже, это про нашу душу. Но кое-что интересное мне о Нагберте одна барышня рассказала. Из старых, из Эрнстовых ещё.

— Ого! — удивился я. — Ничего себе. Кто-то из вампиров что-то пронюхал? При том, как Нагберт закрывается?

— По снам мы ходим, — сказал Ричард. — Сны не закрыть. И в сон позвать многим легче. Ну вот, её в сон и позвали, аж дважды. Младший сынок Нагберта, бедолага.

— Младший? — спросил Индар тем тоном, при котором поднимают бровь. — Хм. Предполагается, что Дингр у него единственный. Любопытненько, любопытненько…

— Дингр, сколько я знаю, целый, — сказал Ричард. — А у этого несчастного парнишки ни рук, ни ног… ну, то есть… Лиалена говорила так: ладошки у него есть. И что-то наподобие ступней. Но растут прямо от плеч или от бёдер… в общем, калека и калека. Ясное дело, с Даром — и вот такое. Немой. Нагберт думает, что и слабоумный. Но — нет, просто немой, во сне нормально говорит. И руки-ноги свои во сне видит. Парнишка-некромант с тяжёлым клеймом, вампирский воспитанник.

Барн только головой покачал. И Индар кивнул, но у этого кивка был совсем другой смысл.

— Так я и думал, — сказал он. — Родная кровь. Двое детей, которых Нагберт в своё время официально представил королю, это так… Фасад. Интересно, сколько есть ещё и сколько уцелело. Я думаю, рожала не только его жена.

— Ваша правда, Индар, — сказал Ричард. — Но этот парнишка — его и жены. И там очень странная история. С одной стороны, у него даже имени нет. Нагберт его и человеком-то не считает. Просто у него кровь очень подходящая, если работаешь с адом… ну и в жертву он назначен, аккурат накануне коронации. Нагберт хочет ещё себя усилить, а это… вы ж понимаете, какая сила.

— А с другой? — спросил Рэдерик.

— С другой — имя у него есть, — сказал Ричард. — Ещё какое! Его назвала Лиалена, когда он позвал впервые, а тогда ему ещё и годика не было… Он и звал-то, как котёнок, просто в ужасе орал на все сонные пути, без понимания, инстинкт один… Так вот, Лиалена-то назвала его Оуэром, ни много ни мало. Как первого Князя Перелесья, если легенды не врут. И вот какие дела: днём этот несчастный валяется на грязном матрасе, его кормят какими-никакими объедками, если вспоминают, а его собственный папаша берёт у него кровь для обрядов. А в Сумерки и во сне — парнишечка вполне уже некромант, с духом и волей. И грамоту знает. И много умеет.

— Что ж он не кокнет, прости Господи, папашу своего? — спросил Барн.

Ему, по-моему, слушать всё это было физически больно. Впрочем, мне тоже не намного лучше.

— Ну как⁈ — вздохнул Ричард. — Нагберт так о нём думает, что он дурачок-дурачок, но с Даром, поэтому Дар в нём замкнут. И я так полагаю, что Нагберт, когда ему нужда будет, бедолагу этого не отпустит даже на лоно Господне… да хоть бы и в ад, всё лучше! Когда Нагберту занадобится, он всё заберёт: и тело, и кровь, и Дар, и душу… ну, душу-то продать нельзя, но запереть, слышь, можно, чтоб поджирать понемногу. Так что он, конечно, сынка не выпустит, ни живым, ни мёртвым. К чему? Мало ли, кто что пронюхает… Но до снов, конечно, Нагберт бы и сам во сне не додумался.

— И на днях, надо полагать, этот несчастный снова позвал? — спросил Индар. — Между прочим, поведение этой Лиалены я не одобряю категорически. Её позвал несчастный младенец… кем же надо быть, чтобы не принять зов? Сколько лет он мучился днём и был игрушкой для вампирши ночью? Почему она не отпустила его сразу?

Ричард вздохнул ещё печальнее.

— Она сказала, что побоялась. Душу через сон можно вытащить только на Зыбкие Дороги — а там, говорят, либо вымерзнет душа без тела-то, либо развалится на части. Опять же, в замке Нагберта душу оставить — ещё хуже, чем тело оставить. Тогда-то