Ночь упырей - Анастасия Александровна Андрианова

И Смородник понял.

Его крупные горячие ладони накрывали её грудь, ласкали, сжимали и гладили, блуждали по её животу, скользили под ягодицы, смыкались на бёдрах с хищным вожделением, от которого наверняка наутро останутся синяки. Он покрывал её поцелуями, быстрыми и крепкими, он любил её жарко, бешено, будто снял для себя все запреты и больше не боялся причинить ей боль или показаться слишком порывистым.

Мавна растворялась в его руках, в поцелуях, в давящем ощущении сильного и жилистого тела, которое накрывало её, мягкое и маленькое. Она бесконечно целовала его в ответ, пыталась подстроиться под его стремительные и неистовые движения, всхлипывала от наслаждения, от своих огромных, распирающих чувств. Прижимаясь к нему так тесно, как только было возможно, тихо и сбивчиво шептала, как заклинание:

– Люблю, люблю, люблю, люблю…

Будто пыталась заколдовать его, заговорить и заставить остаться здесь, с ней, забыть об этой проклятой Матушке и их чародейском кодексе чести.

Новая вспышка наслаждения пронзила её тело, заставив вскрикнуть и задрожать. Смородник ещё несколько раз резко, даже грубовато толкнулся в ней, входя до приятной тянущей боли, а затем, издав долгий стон, бессильно опустился сверху, припав лицом к её ключицам с выступившей испариной. Тяжело дыша, Мавна запустила пальцы в его волосы, перебирая влажные после душа пряди на затылке.

– Люблю, – коротко выдохнул Смородник в ответ на все её слова. Он произнёс это тихо, на долгом выдохе, не то смущённо, не то просто желая сохранить сокровенность момента. Мавна поцеловала его в горячий лоб.

Они полежали так несколько минут: измождённые, разгорячённые, едва дышащие после своей страсти. По телу Мавны разливалось тепло, а в крови, она была уверена, растекалась концентрированная любовь: крепкая, бурлящая, золотистая, с вкраплениями алых искр.

С ней никогда не случалось ничего похожего. Ни один секс с другими парнями не приносил такого глубокого, щемящего чувства правильности происходящего.

Она могла бы снова застесняться: своей наготы, своего неуклюжего тела. Но Смородник поднял на неё чёрные глаза, горящие от отблесков гирлянды на окне, и в них она прочла то же, что чувствовала сама.

Нежность. Заботу. Вожделение. Весь тот невероятный взрывной коктейль, который люди называли любовью.

Сейчас он был для неё прекрасен – весь, от и до. И Мавна со смущающим удивлением понимала, что для него она так же прекрасна.

За окном раздался грохот, похожий на выстрелы, но тут же по полумраку комнаты поплыли цветные вспышки: фейерверк. Кому-то не терпелось отметить Новый год.

Хорошо, хоть не по упырям стреляют. Хотя Мавна с тоской понимала, что и это тоже происходит где-то прямо сейчас. Пока одни любят друг друга, другие сражаются с тварями и не всегда одерживают победу.

– Мне нужно покурить, – тихо сказал Смородник. Он крепко поцеловал её, скользнув языком между губ. Жадно прижался ртом к шее, там, где между ключиц залегала ямочка, усеянная веснушками. Не вставая с матраса, Смородник неуклюже натянул штаны, набросил толстовку поверх голой спины, просто закинув рукава на плечи, и уединился на балконе, открыв и закрыв дверь как можно быстрее, чтобы холодный воздух не успел дойти до Мавны.

Да уж, после такого нарушения правил музея ему определённо нужно прийти в себя.

Мавна счастливо хихикнула и уткнула лицо в подушку. Наволочка теперь пахла ими обоими: вишнёвые духи и лавандовый шампунь с лёгкой примесью табака. Наверное, теперь так для неё будет пахнуть счастье.

Внизу живота тянуло после его жаркой любви, бёдра горели, а в голове разливалась блаженная лёгкость. Покровители, как давно она об этом мечтала! И насколько же лучше всё оказалось наяву, чем в её мечтах.

Мавна потянулась за футболкой Смородника, валяющейся на полу. Набросила её на голое тело и встала с матраса. Длины футболки как раз хватило, чтобы скрыть её до середины бёдер, а мягкая ткань так приятно легла на разгорячённое, размякшее от наслаждения тело, что Мавна подумала: неплохо бы присвоить эту вещь себе в качестве ночной рубашки.

Огни и хлопки фейерверка продлились ещё пару минут, сопровождаемые радостными криками. Шишка на столешнице тоже преображалась, когда ловила на себе синие, зелёные и алые блики. Мавна нажала кнопку на чайнике, взяла с тарелки кусочек пряника и задумчиво посмотрела на банку с огурцами. Так они и не дошли до них.

– Смонь, откроешь? – попросила она, когда он вернулся, пахнущий табаком и морозным воздухом.

Смородник прижался губами к виску Мавны. Без лишних слов, так спокойно и по-свойски, будто не было между ними ни перебранок, ни робких прикосновений и странных диалогов. Будто они уже родились созданными друг для друга и провели вместе долгие-долгие годы, полные счастья, принятия и любви. Она всхлипнула от избытка эмоций и обвила его руками за пояс.

– Огурцы. Да, – пробормотал он, будто вдруг снова накатило стеснение. – Ага.

Крышка банки издала глухой «чпок», и Мавна достала огурец прямо пальцами. С хрустом куснула и зажмурилась.

– Темень сожри, как же вкусно! Попробуй.

Второй огурец она сунула Смороднику в рот, и он издал протяжный стон.

– Вот! – Мавна ударила в ладоши. – Я же обещала! Говорила я тебе, а? Говорила?

Смородник уставился на неё, хрустя огурцом.

– Обещала, что будешь стонать! Ну, когда передавала их вместе с кабачком.

Смородник только ухмыльнулся и потрепал её по макушке, взлохмачивая волосы, когда прошёл к чайнику и плеснул кипятку в две кружки. Себе – в уродливую, с логотипом чайной компании. Мавне – в её, с нарисованными шишками и белками, принесённую из дома.

– Красиво я тут всё обставила? – спросила она.

– Красиво, – согласился Смородник, блаженно щурясь и глотая обжигающий чай. – Но учти, что лишний хлам окажется в помойке.

Мавна прожевала пряник, отряхнула руки и ущипнула его за голый бок.

– Это что ещё тут хлам?! Может, твои кружки – хлам?!

Смородник пихнул её в ответ. Она щипнулась уже больнее, и тогда он вскочил со стула, схватил Мавну в охапку и принялся щекотать. Мавна завизжала, захлебнулась смехом, попыталась выкрутиться, но крепкие руки держали слишком сильно.

Она не поняла, в какой момент они снова упали на матрас, неистово целуясь до боли в губах и сжимая друг друга в объятиях так сильно, что казалось, ещё немного, и затрещат кости. Не поняла, как на ней опять не осталось футболки.

Их снова затянуло в водоворот, в лаву, в цунами, в ураган. В страсть и нежность, в бесстыдное вожделение и робкие ласки.

А