Ночь упырей - Анастасия Александровна Андрианова

17

«Чёрт, чёрт, чёрт! Что я наделал?! Что мы наделали?» – пульсировало в висках у Смородника.

Он встал рано. Мавна ещё спала – такая щемяще-прекрасная, тёплая и румяная, до сладкой боли в груди. Темень, как же он её любил! Знал это и раньше, но теперь будто прорвало плотину, и густая розовая жижа с блёстками бодро затопила всё его сердце и мозги. Может, даже проникла в кровь.

Как она была красива вечером! И ночью. Как была хороша в своей упоительной мягкости, какой у неё был красивый голос, когда она тихо стонала, так искренне, с кипящей жизнью, что Смородник забывал, как дышать, пока она находилась у него в руках…

Несколько раз он думал, что умрёт от распирающих грудь чувств. Но снова и снова предчувствие близкой смерти разряжалось долгими, мучительно острыми вспышками наслаждения.

Он жил. Он был жив. И жизнь искрилась вокруг него, как праздничный напиток.

И как же хотелось, оказывается, пожить ещё.

Он осторожно перекатился на бок, бесшумно встал, молясь, чтобы не хрустнуть суставами на всю квартиру, едва-едва ступая, собрался и выскользнул за дверь, ещё даже не рассвело.

Через дорогу от общежития мигала огнями дурацкая ёлка с фигурками пяти Покровителей наверху.

Сперва Смородник просто навернул кругов эдак девять по кварталу. Без цели, только чтобы спустить пар, проветрить голову и остудить кровь. Иначе, ему казалось, он просто взорвётся и сгорит заживо, если останется рядом с Мавной.

Сердце – вата, в голове – игристые пузырьки.

Наконец до него дошло. Наверное, всё-таки полегчало, отпустило. Смородник забежал в круглосуточный цветочный магазин, чем перепугал сонную флористку.

Розы, розы, грёбаные розы… тюльпаны. Какие-то страшные цветы. Вычурные цветы. Непохожие на Мавну цветы. Ветки. Кто, блин, дарит ветки?! Хотя она подарила ему шишку… Может, в этом есть какой-то непостижимый женский язык символов.

– Что-то подсказать? – с сомнением в голосе предложила флористка, пока Смородник яростно метал молнии из глаз, мысленно вычёркивая из списка один цветок за другим. Может, взять ей лилии? Они приятно пахнут. Напоминают кладбище.

– Мне нужны цветы, которые похожи на… мою девушку, – буркнул Смородник, потирая подбородок.

Лицо флористки вытянулось.

– А как выглядит ваша девушка?

– Она такая… – Он обвёл руками в воздухе круг и ругнулся. Да уж, описывать не мастак. Покраснев до корней волос, Смородник буркнул: – Вроде рыжая, а вроде нет. С веснушками.

Где-то в интернете он видел букеты из колбасы и пельменей. А ещё из чебуреков. Что-то смутно подсказывало, что Мавна бы оценила такой, но заказывать не было времени. Да и после первой совместной ночи тянуло на идиотскую простую человеческую романтику. На классику даже.

«Что секс с чародеями делает», – ворчливо подумал Смородник.

Он уже хотел пробубнить что-то вроде «пу-пу-пу» и с позором ретироваться из цветочного, так и не подобрав идеальный букет, как вдруг его взгляд упёрся в ведро с цветами, стоящее на полу.

Из ведра торчали солнца на палках. Точнее, солнечно-оранжевые крупные цветы. Открытые, честные, жизнерадостные. Пушистые и округлые. Как Мавна. Вот же оно.

– Вот такая она, – уверенно произнёс Смородник, указывая на цветы. – Это что? Мне десять штук.

– Это герберы. – Флористка шустро шмыгнула к ведру, заметно обрадованная тем, что выбор всё-таки состоялся. – Наверное, лучше девять или одиннадцать? Обычно дарят нечётное количество.

– Одиннадцать, – подтвердил Смородник и поскрёб шею, чтобы спрятать волнение.

Он никогда не покупал женщинам цветы. Это явно не характеризовало его как хорошего партнёра. Но то, что он дошёл до покупки сейчас, уже можно было считать светлым знаком.

– Вам добавить упаковку или ленту?

Упаковки Смороднику не понравились. Слишком шуршащие и розовые. Всё равно выкидывать. Лишний мусор. Но ленту он взял. Нежно-жёлтую и широкую. Она обняла стебли, словно луч солнца, и букет обрёл свой окончательный облик. Так похожий на Мавну.

Стоя у дверей в квартиру, он внезапно подумал, что, наверное, надо вложить записку. Вдруг Мавна не поймёт, от кого цветы. Покопавшись в карманах, достал старый помятый чек из супермаркета и огрызок карандаша. Зажав букет между коленей, Смородник прижал бумажку к стене и, высунув от старания язык, накорябал своим острым неразборчивым почерком:

«Среди отсутствия жизни ты – мой Свет».

Смородник уже ставил точку, как вдруг его охватил стыд. В подъезде лампочка мигала красным, откуда-то воняло подгоревшей кашей – и чего на него нашло пафосно-поэтическое настроение? Лучше не позориться. Он густо зачеркнул написанное, но бумажку всё-таки сунул между гербер, повинуясь какой-то своей, уникальной и непостижимой, логике.

Так же лучше, чем вообще безо всего? Да?

Смородник оставил букет на столе, стараясь совсем не смотреть на спящую на матрасе Мавну, и закрыл дверь так тихо, как только мог.

Час. Ему хватит часа, чтобы привести голову в порядок.

Было ещё темно, раннее зимнее утро расползалось по улице паутиной гаснущих фонарей и фарами сонных машин, и он надеялся, что у Мавны не сработает будильник, зовущий кормить людей булками.

До медицинского кабинета он пронёсся бегом, хотя рана в боку ещё тянула. Даже не отдышавшись, заколотил кулаком в дверь.

Пришлось прождать несколько минут. Калинник открыл сонный, взлохмаченный и широко зевающий, но, увидев Смородника, тут же округлил припухшие со сна глаза.

– Смоха! – из-под бороды выползла, как полукруг сыра, сияющая улыбка. – Живой! Ну ни фига себе!

– Не ори. Утро на дворе.

Смородник попытался отворчаться, но Калинник сжал его в объятиях и поволок в кабинет. Указав на кресло, он сам плюхнулся на диван.

Несколько секунд они сверлили друг друга глазами. Смороднику не хотелось всё рассказывать о болотах, но деваться некуда. Вообще было бы неплохо отдохнуть, но он и так провалялся два дня в каком-то притоне бунтующих подростков-блогеров.

– Слушай, – сказал Калинник, неуверенно потирая костяшки. Он сидел, наклонившись вперёд и поставив локти на колени. На нём было что-то вроде пижамы или домашнего костюма – мягкое и в ананасах. Смородник даже удивился. Почему-то в его голове сидел образ, что врачи спят в халатах и со стетоскопом на шее. – Я тогда тебя обидел с той банкой. Ну, когда деньги предлагал. Забыл, какой ты гордый и независимый, ну просто бродячий кот. Извини меня, мужик. Не подумал как-то.

Смородник растерянно моргнул, не совсем понимая, о чём он. Но Калинник выглядел виноватым. И тут Смородник вспомнил: это он сам грубо оттолкнул