Союз трёх императоров - Сергей Анатольевич Балакин

«Ампир», «Аквариум», шампанское «Mumm – Champagne des Souverains», копчёную осетрину, подсевших к столику напудренных кокоток и прочее, и прочее, осознал, что, увы, вполне может быть. Очень даже может.

На Варшавский вокзал он ехал мрачнее тучи. Отдав извозчику последние копейки, понял: в Либаве ему придётся тащить свой дорожный фанерный чемодан уже самому…

«100 рож и вой»

рофейный «Марксмен» в списки Российского флота был зачислен как эскадренный миноносец – класса лидеров у нас в ту пору не существовало. А вот насчёт его переименования возникли споры. Вообще-то в нашем флоте существовала традиция сохранять названия захваченных у врага кораблей – например, шведские парусники «Венус» и «Ретвизан» долго служили под Андреевским флагом под своими прежними именами. Это была память о славных победах. Но попахивающее марксизмом название бывшего британского лидера для Российского Императорского флота никак не годилось. Корабль однозначно требовалось переименовать. Морское министерство представило на Высочайшее утверждение названия «Капитан Молас» и «Память Герцога Эдинбургского». Но царь зачеркнул оба варианта и написал на полях: «назвать «Дерзновенным», а имя «Капитан Молас» присвоить одному из намеченных к закладке новых эсминцев». Разумеется, предложение императора тут же было принято. Но почему «Дерзновенный»? Трудно сказать… Кто-то из флотских шутников предположил, что это название означает «Здоровенный Дерзкий».

Командиром трофейного корабля предлагалось назначить Казанцева – мол, пусть он пока всего лишь 24-летний лейтенант, но зато – национальный герой! В частности, за него ходатайствовал либавский начальник капитан 1-го ранга Яковлев. Но назначения офицеров на новые должности по регламенту утверждал командующий Атлантическим флотом. А когда адмирал Колчак наткнулся на фамилию «Казанцев», на его скулах заиграли желваки.

– Этот до командира пока не дорос. Пусть послужит в прежней должности, – буркнул он.

– Но ведь герой…

– Нет! Предлагаю командиром «Дерзновенного» назначить кавторанга Эрдели. Он подходит по званию и цензу. К тому же он отлично зарекомендовал себя как старший офицер лодки «Кубанец».

Чем именно зарекомендовала себя канонерка «Кубанец» и служивший на ней Эрдели, осталось неизвестным. Но спорить с адмиралом Атлантического океана никто не осмелился.

* * *

Тем не менее, Казанцев всё же стал командиром корабля! Правда, не полуторатысячетонного лидера, а скромного миноносца «Сторожевой» водоизмещением в 380 тонн. Миноносец входил в состав Резервного отряда Порта Императора Александра III; все кадровые назначения в данном соединении находились в ведении командира военно-морской базы. Поэтому утверждения приказов высшими инстанциями в данном случае не требовалось. «Сторожевой» только что завершил средний ремонт, но всё ещё стоял у заводской стенки; Казанцеву вменялось в обязанность провести необходимый комплекс испытаний и вступить в кампанию. То есть, выражаясь современным языком, сдать курсовые задачи.

Конечно, после «Дерзкого» и трофейного «Марксмена» миноносец «Сторожевой» показался Казанцеву допотопной каботажной лайбой… Хотя судно было не таким уж старым, ему едва исполнилось десять лет, но в условиях стремительного научно-технического прогресса оно выглядело уже совершенно архаично. Ни турбин, ни нефти – заурядные паровые машины тройного расширения, угольное отопление котлов, скорость не более двадцати трёх узлов… Однотипные корабли имелись в составе Черноморского флота, и Казанцев, помнится, подтрунивал над служившими на них офицерами: «флот могучий – «Жаркий», «Жуткий» и «Живучий»…

«Ну да ладно, зато я – командир. Важный пункт в личном послужном списке. Помнится, мы в корпусе зубрили строки Морского устава Петра Великого: «Капитан имеет почтен быть на своём корабле яко губернатор или комендант крепости». Отслужу положенный срок как надо, и получу назначение на современный боевой корабль. Ведь война на море, похоже, близится к концу – по крайней мере, в Европе. Больших сражений в ближайшей перспективе не предвидится – так какая разница, на чём служить? Хорошо ещё, что не назначили на землечерпалку!»

Но эти мысли – увы, лишь самоутешение. Казанова с горечью осознал, что на «Сторожевом» собрались именно те офицеры, от кого их прежнее начальство хотело избавиться в первую очередь. Старший офицер лейтенант Воблин производил странное впечатление. Ему было лет тридцать пять, и рядом с юным Казанцевым он выглядел почтенным мужем. Любитель порассуждать о политике и высших материях… Он прибыл с учебного судна «Двина» – бывшего крейсера «Память Азова», где тоже занимал должность старшего офицера. Перевод с крейсера, пусть и старого, на крошечный миноносец – это явное понижение, что навевало определённые мысли. Наверняка где-то проштрафился, но предпочитает об этом молчать.

Казанцеву показалось, что они с Воблиным где-то встречались, но он никак не мог вспомнить где. Внимательно перечитал послужной список старшего офицера. Выпуск 1902 года из Морского инженерного училища, чин прапорщика по адмиралтейству. Поход на Дальний Восток на учебном судне «Океан». Возвращение на Балтику, затем – перевод на Черноморский флот, служба на канонерской лодке «Запорожец». В Русско-японской войне не участвовал. В 1905-1906 годах – в отпуске по семейным обстоятельствам. Затем ушёл в отставку и плавал на судах Добровольного флота. В 1909-м вернулся во флот и дальнейшую службу проходил на Балтике. 14-й флотский экипаж… Начальник караульной роты… Минные курсы в Кронштадте… Старший вахтенный начальник, а затем старший офицер учебного судна «Двина»… Нет, вроде нигде их пути с Казанцевым не могли пересечься. Разве что где-нибудь на гражданке – Воблин слишком уж часто брал продолжительные отпуска – то для лечения, то по личным делам… Наверное, поэтому он и остался в лейтенантах, хотя по возрасту вполне мог бы быть уже капитаном 2-го, а то и 1-го ранга.

Двух других своих подчинённых Казанцев немного знал по Морскому корпусу – они учились двумя классами старше. Мичмана Гадд и Хамм дружили с кадетских времён и теперь на «Сторожевом» были назначены минным и артиллерийским офицерами соответственно. Оба были ленивы, ревнивы и высокомерны, хотя по характеру и темпераменту сильно разнились. Казанцев подозревал, что сдружились они лишь из-за неблагозвучной схожести своих фамилий. Помнится, Мундель этой парочке даже посвятил эпиграмму: «Гадд на деле ренегат, но не гад. А вот Хамм, пьяный в хлам, – сущий хам!». Аксель фон Хамм был родом из Гельсингфорса. Он имел мужланский облик, да и по внутреннему содержанию точно соответствовал своей внешности. Говорили, что приставку «фон» его отец то ли купил, то ли просто приписал себе сам. Пообщавшись с мичманами, командир увидел в глазах своих подчинённых неприкрытую зависть. Ещё бы: младший по выпуску Вова-Казанова был выше их чином, имел престижные боевые награды и зани-

мал должность командира корабля! Они, конечно, понимали, что находились в тылу, и их продвижение по службе не может быть одинаковым с теми, кто сражался на передовой. Но не настолько же!.. – веяло недоумением от нерадивых мичманов.

Генрих Гадд вообще-то был представителем славной морской династии. Его дядя Георгий Оттович в те годы командовал