Янтарная гавань - Виолетта Орлова

– Неужели? Мне-то казалось, что все девушки сходят по тебе с ума, стоит им только тебя увидеть.

– Я всегда внешне отличался от клипсян. Моя мать армутских кровей, а отец – беруанец. Поэтому, как ты видишь, я чем-то похож на армутов. У меня загорелая кожа, и в Клипсе мне часто советовали получше мыться и дразнили грязнулей. Помимо прочего, у меня, как и у всех армутов, довольно вспыльчивый характер. Хотя, думаю, все же не такой, как у нашего Кирима. Но для клипсян я всегда был другим, чужим – и по характеру, и по внешности.

Даниел улыбнулся.

– Артур, я так рад, что познакомился с тобой, правда. Никогда раньше у меня не было друзей. И знаешь, я счастлив, что оказался здесь, на этом корабле. Когда я смотрю вдаль, у меня замирает сердце от смутных предчувствий, неуловимых фантазий… Например, там, на волнах, плывет какой-то пучок морских водорослей, гонимый капризным течением. А вон, подобно маленькому удалому фрегату, проносится обломок доски. Откуда он здесь появился, что за тайны он в себе содержит, какой корабль лишился этого важного элемента – ах, как хочется все разгадать! Я раньше был совершенно равнодушным к путешествиям, природа тоже не трогала меня, все мне представлялось однообразным и неинтересным, но, знаешь, это ведь я сам был таким! Невыносимо скучным занудой, который печется лишь о своем здоровье. У меня даже и желаний не было, мне ничего не хотелось. Я все делал из-под палки. Учиться в Троссард-Холле меня заставили родители. Но между тем, сейчас я так много всего желаю! И знаешь, чего мне хочется более всего на свете?

– Нет, – ответил Артур, невольно залюбовавшись оживленным лицом друга.

– Чтобы ты нашел своего отца, – тихо ответил Даниел.

Артур с признательностью улыбнулся и положил руку Дану на плечо. Он подумал о том, какие люди его окружают, а также о том, насколько они несоизмеримо лучше него самого, и сердце его наполнилось жгучей благодарностью.

А на следующий день их безмятежного плавания вдруг произошло непредвиденное обстоятельство, повлиявшее на весь ход дальнейшего путешествия. Началось все с того, что раненый армут, по воле злого рока попавший на борт «Балерины», скончался, не выдержав мучительной лихорадки. Это было неожиданным ударом для капитана, который, по всей видимости, не терял надежды узнать о происхождении чудесного золота, о котором все время твердил моряк. Дож Малый, и без того обладавший скверным характером, сделался во сто крат более вспыльчивым, раздражительным и неприятным. Утром за завтраком в его скромной капитанской рубке друзья не знали, куда себя деть от неловкости, ибо он совершенно отчетливо показывал всем свое крайнее недовольство. Когда судовой кок принес им на подносе запеченные мидии с сыром, то капитан, понюхав еду, скривил нос и так резко ударил плетью по подносу, что вся еда незамедлительно разлетелась по дощатому полу, а соус запачкал коллекцию небольших раковин, которые стояли на низком франтоватом столике.

– Это не мидии, а блевотина! – грубо процедил он повару, отчего тот в испуге побледнел и поспешил уйти прочь. Затем было еще несколько неприятных моментов, когда мужчина, пользуясь своей неограниченной властью, срывался на моряках. После обеда он подошел к Кириму и начал допытываться у него, что ему удалось узнать от больного. Армут повторял все те же слова, ибо новой информации у него, увы, не имелось. Дож Малый, казалось, уже забыл о том, что разговор этот довольно конфиденциальный и никому из матросов, в общем-то, знать о нем не следует. Однако то ли он был слишком расстроен и подавлен, то ли вообще забыл о своих работниках, но разговор велся на палубе, при свидетелях. Правда, когда молодой юнга, самый юный член команды, подошел чуть ближе к Кириму и капитану, вероятно, желая услышать интересную сплетню, Дож Малый вдруг заметил его присутствие и рассвирепел. Он достал плеть и начал самозабвенно бить бедного юнгу, который от безумного страха заверещал и даже заскулил, подобно побитому щенку.

Наверное, взбешенный капитан так бы и забил беднягу насмерть, ибо его тяжелые удары приходились несчастному точно по голове, но Артур, проходивший мимо, не смог не вмешаться. Он быстро подскочил к капитану и с силой выбил плеть из его рук. Губы юноши дрожали от праведного гнева; перед ним отчетливо пронесся образ господина Ролли с его наглой и жестокой улыбкой.

Капитан замер, ужасно побледнев. Лицо его уродливо исказилось, словно он неожиданно подавился рыбной костью. В совершенном недоумении посмотрел он на того, кто осмелился встать между ним и его командой.

– Ты… ты… Помешал мне наказать моего подчиненного, – прошипел он, а его слова так и сочились ядом.

– Я не допущу жестокой расправы над кем бы то ни было! – смело возразил Артур, глядя капитану прямо в глаза. Тот вновь поднял плеть, очевидно, желая проучить наглеца, однако Кирим подошел к другу и встал рядом с ним.

– Я неплохо обращаюсь с ножом, – тихо заметил юный армут. – Если посмеете хоть что-то ему сделать, клянусь, я убью вас, не раздумывая!

Дож Малый задумчиво смерил взглядом двоих дерзких юношей. Стоя плечом к плечу, высокие, гибкие и могучие, как два диких неукрощенных зверя, они своим устрашающим видом немного поумерили пыл вспыльчивого капитана. Мужчина ничего не сказал и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, ушел прочь. Юнга, беспомощно распластавшийся на полу, тихо заплакал; на лице его алели багровые полосы – явные свидетельства несдержанности капитана. Артур подошел к нему и помог подняться. Испуганным зверьком взглянув на защитника, юнга вдруг перестал плакать, словно устыдившись своего поведения.

– Долг платежом красен, – загадочно прошептал он вместо благодарности и, пошатываясь, ушел с палубы.

Артур с Киримом переглянулись.

– Я и сам хотел за него вступиться, – вдруг смущенно пробормотал армут. – Но знаешь, я вдруг так отчетливо вспомнил, как в шатрах меня… Меня… Словом, били плетью, что на мгновение я стал труслив, как степной суслик.

Артур понимающе кивнул головой.

– Я тоже это вспомнил, – просто ответил он.

– Неужели то время никогда не забыть? – в отчаянии спросил Кирим, обращаясь как бы к самому себе.

– Забыть – вряд ли. Но поменять свое отношение вполне возможно. Я стараюсь думать о пребывании в шатрах, как об уроке, который мне необходимо было усвоить на тот момент.

– И что же ты усвоил? – с искренним интересом спросил кареглазый Олень.

– Люди жестоки, причем все, даже я сам. Но если мы учимся прощать, то жестокости в