Эльфийское кружево - Матвей Геннадьевич Курилкин

для него феечками была и праздничная. Очень лёгкий плащ с капюшоном — почти прозрачный, но при этом здорово скрывающий детали фигуры и особенности физиологии. По крайней мере, посмотревшись в зеркало перед выходом, Влад себя от какого-нибудь первородного не отличил бы. Разве что плечи чуть пошире, да двигается не так плавно, но на это, похоже, никто не обращает внимания. Мало ли, болеет светлорождённый.

— Пожалуй, на моей памяти такого и не было, чтобы кто-то из младших народов побывал на ежегодном празднике встречи весны, — наклонившись к Владу, шепнул посол. Лопатин хотел уточнить насчёт «признанных», но тогда пришлось бы выдать свой источник информации. Кто знает, как Эолариндир отнесётся к тому, что он успел подружиться с феечками? Лучше не рисковать. Тем более, посол вскоре и сам упомянул эти случаи, этак, с намёком. Мол, подумай, возможно и у тебя появится возможность бывать на таких торжествах не только замотавшись в вуаль с ног до головы!

Вообще отец с дочерью тщательно следили, чтобы Влад не оставался один. Парень чувствовал себя чуть ли не под конвоем, даже на пути к площади.

Они пришли, судя по всему, чуть раньше других — видно, посол хотел, чтобы гость насладился красотой города, поэтому вышли заранее. Сам праздник ещё не начинался, да и светлорождённых на площади поначалу было немного, однако эльфов быстро становилось больше.

Главная площадь столицы была окружена четырьмя дворцами — иначе и не скажешь. Огромные дома-деревья, размером чуть ли не с московский кремль, причём одно из них даже не было заковано в серебристый металл. Эолариндир тихонько объяснил, что это здание сената, и оно растёт непрерывно вместе с могуществом народа светлорождённых. Причём поддерживать его одновременно в жилом состоянии, и оставлять на стадии роста очень сложно, и это настоящее чудо. Влад сделал удивлённый вид, но на самом деле мастерство эльфийских строителей не оценил, потому что не обладал достаточными знаниями. Должно быть, для первородного, который несколько больше знает о процессе выращивания домов, это действительно звучит как чудо, а у Лопатина об этом было слишком мало информации. Площадь, впрочем, в самом деле была красива и необычна, и дома вызывали бы восторг, если бы Влад не сочувствовал бедным деревьям, потирая собственные руки под браслетами.

Народу на площади, между тем, ещё прибавилось.

«Пожалуй, не ожидал, что их будет так много, если вспомнить, каким пустым казался город утром», — думал Лопатин, глядя на снующих вокруг жителей. Те, что постарше, медленно прогуливались по травке, изредка здороваясь со знакомыми. Перебросившись несколькими фразами, расходились, чтобы вскоре встретить ещё кого-то знакомого. Молодёжь вела себя более непосредственно. Возле расставленных в беспорядке столиков кучковались юноши и девицы, о чём-то оживлённо болтали, прихлёбывая из слабо светящихся жёлтым бокалов. Вездесущие переговорники, которые у светлорождённых более напоминали привычные смартфоны, то и дело сверкали вспышками. Молодёжь дурачилась, фотографировалась, и спорила — в общем, вели себя примерно так же, как ровесники любого другого народа. Влад чувствовал, что Лилианне тоже остро хочется присоединиться к какой-нибудь из этих группок, но девица блюла дочерний долг. Отец явно сделал ей внушение, так что от Влада она не отходила. И когда кто-то из взрослой части празднующих подходил, чтобы пообщаться с послом, она под каким-нибудь предлогом отводила Влада в сторону — прихватить очередной бокал с вином, или какую-нибудь закуску с одного из столов, или ещё для чего-нибудь. Но когда посол прощался с очередным знакомым, он тут же возвращался к гостю.

«Не хотят меня показывать. Боятся, что сболтну что-нибудь лишнее? Или просто не хотят запомоиться общением с представителем „младшего народа“?» — Размышлял Лопатин.

Праздник, между тем, набирал обороты. Изящная сцена, тоже из какого-то дерева, только покрытого мхом, под которым кое-где проглядывали вездесущие металлические кружева, уже не пустовала. Появились музыканты с арфами, какими-то духовыми инструментами и чем-то вовсе незнакомым то ли струнным, то ли вовсе — пластинчатым. Начали играть что-то заводное, с явно народными мотивами… эльфийскими народными, конечно.

«Пожалуй, недурно, — оценил Лопатин, вслушавшись в музыку. — Но на мой вкус — скучновато. Я больше по року… Или придираюсь?»

Посол как раз в этот момент мечтательно прикрыл глаза:

— Ох, как мне этого не хватало на чужбине! Как вам, Влад? Такого не услышишь больше нигде! Музыка — это наше достояние. Вслушайтесь изящно построен переход от мажора к минору… Насладиться этим звучанием можно только здесь, в столице Светлого Токлиана. Запись — это лишь бледное подобие! А в Империи вы даже в записи этого нет. Там музыка светлорождённых не приветствуется.

— Божественно! — Ответил Влад, а сам подумал:

«Скорее, дело не в запретах. Просто оркам такое точно не зайдёт… если вспомнить, как Борн тащился от Металлики, ему бы эта нудятина точно не понравилось. Хотя, конечно, звучит волшебно, не поспоришь».

Эта музыка действительно воздействовала будто бы на всё тело, проникала, казалось бы, прямо в сознание. Пожалуй, если бы Влад мог немного расслабиться, эффект был бы куда сильнее — парень чувствовал: стоит вслушаться, и мелодия позовёт за собой, унесёт куда-то вдаль… Судя по тому, как самозабвенно танцевали некоторые светлорождённые, это действительно была не просто мелодия. Но Лопатин даже не пытался вслушаться — его вполне устраивала поверхностная оценка.

Музыкальная пауза вскоре закончилась, и на сцену вышли какие-то очень почтенные эльфы. И начали свою речь. Влад слушал внимательно, и чем больше слушал, тем отчётливее понимал: со светлорождёнными ему точно не по пути. И ещё — задерживаться на Светлом Токлиане не стоит. Кровь из носа, но необходимо найти способ избавиться от браслетов как можно быстрее.

Глава 5

Выступающий выглядел очень внушительно, даже располагающе. Среди земных политиков Влад, пожалуй, и не мог вспомнить столь подходящего для своей роли персонажа. Разве что в фантастике. Строгое, даже худое лицо чем-то напоминало гранд-моффа Таркина из звёздных войн, только было, пожалуй, помягче. Если актёр, игравший Таркина вызывал инстинктивное опасение, даже страх, то сенатор Лориан Найрон скорее вызывал доверие и желание подчиниться. Голос у сенатора Найрона был мягкий, даже тихий, однако каждое слово было слышно даже на краю площади, где расположился посол со спутниками.

— Этой ночью, первой ночью новой весны, я с радостью приветствую совершенный народ светлорождённых в нашей древней столице, — начал сенатор. Обведя взглядом площадь и дав время всем, кто ещё не смотрел на сцену сосредоточить внимание, он продолжил: — Новая весна… Принято считать, что сейчас идёт тридцатое тысячелетие от