Опасные видения - Коллектив авторов

самый простой и прямой рассказ, а уже потом нарушать правила и искать новые подходы. И Кэрол, опять же, исключение из правила. С первой же ее работы я видел, что она новатор, экспериментатор. Либо она от рождения так хорошо знает правила, что может их принимать или отвергать в зависимости от задумки, либо она – как я подозреваю – прирожденный талант и для нее просто не действуют те же правила, что и для нас. Это все умозрительные рассуждения, потому что факт есть факт. Ей все сходит с рук.) Ее «видения» никогда не материальны. Они колышутся и рябят, как бензиновые радуги в луже. Истории Кэрол словно заворачивают в другое измерение. Мы замечаем только часть цельной задуманной работы. То, что она говорит на самом деле, видно лишь мельком, в тени, влечет, манит из тумана. Это не как видимая часть айсберга, скрытый смысл хайку или что угодно вам известное. Еще раз: она уникальна. Но за неимением объяснения половчее пока оставим «заворот в другое измерение».

Но чистым творцом я ее считаю не только из-за стиля. Это внутреннее состояние, оно есть с самого начала. И вот эту жилу разрабатывать бесконечно труднее, чем просто стремиться писать то, что продается. Кэрол словно не волнуют продажи – по крайней мере, не так, как многих других писателей. Конечно же, ей хочется видеть свои работы напечатанными, но если для этого надо писать то, что ей не хочется, она и не будет. Она сама себе установила завышенную планку качества чуть ли не на грани невозможного. И пишет, прекрасно понимая, что рассказы могут не продаться. Она ни в коем случае не из тех, кто обретается в башне из слоновой кости, пишет исключительно в стол, слишком боится выпускать свое творчество на общественный суд. Вот этого в Кэрол ни капли. Но она знает о реалиях книгоиздательского мира. Слишком мало журналов и редакторов готово рискнуть с экспериментами, неформатом, личностью, если можно и дальше выходить в плюс на пересказах допотопного фэнтези. Все это не пугает Кэрол. Она идет своим путем и пишет великолепно.

Между прочим, эмшвиллеровский гений (и я пользуюсь словом «гений», прекрасно осознавая весь смысл этого слова) ею одной не ограничивается. Как знает большинство, она жена талантливого художника и режиссера Эда Эмшвиллера, чьими авангардными фильмами многие из нас наслаждались намного дольше, чем модная молодежь и андерграундные синемафилы, которые ошибочно ставят Эда в ряд с Уорхолом, Брэкиджем, Энгером и Дэвидом Бруксом. Эмшвиллеровская гениальность – мужа и жены – это сочетание профессионализма, бережно задействованного для создания крепкого, угрюмого и порой зловещего искусства, как в литературе, так и в кино. Какая была бы счастливая неизбежность, если бы Эд экранизировал вещи Кэрол.

Когда Кэрол описывает сама себя, то рисует нам образ из основных фактов – плохая домохозяйка из Левиттауна, трое детей, умеет готовить, если постарается, и время от времени старается, – и подозреваю, этот взгляд искусственно выработанный. Домохозяйка-Кэрол – это та, с кем Писательнице-Кэрол приходится держаться порознь. Но под поверхностью можно узнать немало интересного: «Когда-то я ненавидела все и вся связанное с писательством, хотя, если бы мне дали хоть намек, что это такое, я бы, наверное, полюбила его так же, как люблю сейчас. Я чуть не завалила английский на первом курсе в колледже, и из-за отметки мне пришлось брать дополнительный и мучительный семестр английского. (Я и сам могу высказать пару ласковых о том, как у нас обычно преподают литературу.) Я начинала в музыкальной школе, где играла на скрипке, потом перешла в художественную. Из меня плохой музыкант, но хорошая художница. Я познакомилась с Эдом в художественной школе Мичиганского университета. Ездила по стипендии Фулбрайта во Францию. Только когда я познакомилась с писателями – позже, в Нью-Йорке, – я поняла, что такое писательство. Пересмотрела все андерграундные фильмы, какие могла. Интересные неудачи мне нравятся больше, чем когда автор точно знает, что делает».

Рассказ, который прислала Кэрол, неудачей никак не назовешь. Это полный успех, наверняка самый странный рассказ о сексе в истории и вдобавок формально это фантастика. Он значительно отличается от основной части рассказов Кэрол в коммерческих журналах и ближе всего в этой книге к «чему-то новому». Рекомендую его молодым авторам, которые ищут новые направления.

Секс и/или мистер Моррисон

Кэрол Эмшвиллер

Я могу выставлять часы по шагам мистера Моррисона на лестнице: не то чтобы он очень точен, но для меня – достаточно. Где-то около 8:30. (Все равно мои часы спешат.) Каждый день он топает вниз, и я перевожу их на десять минут назад, или восемь, или семь. Наверное, я бы и без него справилась, но просто не хочется зря терять тяжелую поступь, пыхтенье и вздохи, столько энергии, потраченной, только чтобы спуститься вниз, поэтому я подгоняю свою жизнь под этот утренний ритм. Можно сказать, это похоронный темп, но похоронный он только потому, что мистер Моррисон – толстый и поэтому медленный. А вообще-то человек хороший. Всегда улыбается.

Иногда я жду внизу, глядя наверх, и иногда – придерживая стрелку своего будильника. Улыбаюсь улыбкой, которая, надеюсь, не такая тоскливая, как у него. Есть в луноликом мистере Моррисоне что-то от Моны Лизы. Наверняка у него есть секреты.

– Я по вам часы выставляю, мистер Эм.

– Хе-хе… – уф, пуф. – Что ж, – поворачивая живот направо, – надеюсь…

– О, для меня вы всегда вовремя.

– Хе-хе. А. О да. – Он явно несет вес мира, а может, просто отягощен и расплющен сотней милей воздуха. Сколько фунтов на квадратный дюйм на него давят? Ему не хватает внутренних сил, чтобы их оттолкнуть. Все мышцы размазаны под кожей, как желе.

– Нет времени беседовать, – говорит он. (У него никогда не бывает времени.) И пошел. Мне нравится и он, и его отрывистый бостонский говор, но я знаю, что он слишком горд для дружбы. Горд – не то слово, пусть лучше будет застенчив. Ну, оставим на этом.

Он поворачивается, надувшись, и подмигивает, будто хочет смягчить прощание. А может, это просто тик. Он думает – если вообще обо мне думает: «Что может сказать она и что могу сказать я в нашем с ней разговоре? Что она вообще может знать, чего уже не знаю я?» И ковыляет себе, колченогий, в дверь.

И теперь начинается день.

Вообще, занятий у меня много. Часто гуляю в парке. Иногда беру там напрокат лодку, плаваю и кормлю уток. Люблю музеи, и бывают всякие бесплатные художественные галереи,