Литания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

моя драгоценнейшая, а еще вернее, «Его Высокомудрию Пролокутору»… сразу после заметил, что тебя надо бы отправить прямиком на ристалище, э? Посему мы тебя… э-э-э… туда и отправили. Да, отправили прямиком в бой! Ну, это, разумеется, попросту шутка, но виноват во всем я. Э-э… да, я. Каюсь, грешен. Послан сюда – в сей квартал и сей мантейон – ты из-за меня. По моему предложению.

Искоса глянув на останки столика, сокрушенного сбитым с ног Мускусом, сухощавый, долговязый Ремора не без опаски опустился в кресло, где Шелк обычно читал.

– Я настоял на сем… присаживайся, патера… и наш драгоценный Кетцаль со мной вполне согласился.

– Благодарю, Твое Высокопреосвященство, – усаживаясь, откликнулся Шелк. – Благодарю тебя от всего сердца. Лучшего места для меня было бы не найти.

– О, это, конечно же, сказано не всерьез… но тебя не в чем винить. Вовсе не в чем, э? Вовсе не в чем! Сколько мытарств претерпел… уж мне-то… э-э… уж нам-то с Кетцалем известно все! Мы все понимаем. Однако тот несчастный старик… э-э… твой предшественник… как бишь его звали?

– Щука, Твое Высокопреосвященство. Патера Щука.

– Совершенно верно. Патера Щука. Что, если б мы отправили к несчастному старому Щуке одного из тех робких, несмышленых мальчишек? Такого в этом квартале прирезали, съели бы в первый же день и не поморщились, э? Теперь сие понимаешь и ты, патера, а я понимал еще в те времена. Посему и предложил Кетцалю направить сюда тебя, а он в одно мгновение понял ход моих мыслей. И вот ты здесь, э? Абсолютно один. С тех самых пор, как Щука, покинув нас, отправился в… э-э… в пределы более благодатные? Но тем не менее ты, патера, тоже прекрасно, прекрасно здесь поработал. Поработал… э-э… просто на славу, просто неподражаемо, и это, по-моему, отнюдь не преувеличение!

– Хотел бы я согласиться с Твоим Высокопреосвященством, – не без труда (слова слетали с языка по одному, с заметными паузами, тяжко, точно придорожные камни) проговорил Шелк. – Однако наш мантейон продан, и ты должен об этом знать. Мы не смогли даже уплатить в срок налоги, и город изъял в свою пользу землю с постройками. И, полагаю, уведомил о том Капитул, но не меня. Ну а новый владелец, вне всяких сомнений, закроет и мантейон, и палестру, а может, даже сроет то и другое до основания.

– Трудился он не покладая рук, моя драгоценнейшая, – сообщил Ремора Синели. – Ты, надо думать, живешь не здесь, не в этом квартале, а значит, не можешь сего оценить, но это правда. Святая истина.

– Благодарю тебя, Твое Высокопреосвященство, – откликнулся Шелк. – Ты весьма, весьма великодушен, но мне больше всего на свете хотелось бы не нуждаться в твоей доброте. Не нуждаться, так или иначе приведя наш мантейон к славе и процветанию. Нет, я благодарил тебя за назначение сюда отнюдь не из вежливости. Сказать откровенно, я не питаю любви к этим старым, давным-давно обветшавшим стенам, сколько бы ни убеждал себя в обратном, но люди, живущие здесь… Что говорить, скверных людей здесь множество – так говорят все, и это чистая правда. Но люди добрые, испытанные огнем и сохранившие доброту сердец, невзирая на все напасти, обрушенные на их головы круговоротом… подобных им во всем круговороте не сыщешь! И даже скверные, как ты ни удивишься…

В этот миг на колени к Синели спорхнул со шкафа Орев с ножом Мускуса в клюве.

– Э-э?.. Экстраординарно! Что это?

– У Орева вывихнуто крыло, – объяснил Шелк. – Мной вывихнуто, Твое Высокопреосвященство. Случайно. Кость в сустав лекарь вчера вправил, но зажить крыло еще не успело.

Однако невзгоды Орева Ремора отмел прочь небрежным взмахом руки.

– Ну а кинжал, э? Кинжал твой, моя драгоценнейшая?

Синель без тени улыбки кивнула:

– Да. Я метнула его, дабы проиллюстрировать мысль, высказанную в беседе с патерой Шелком, Твое Высокопреосвященство, а Орев любезно вернул мне кинжал. Кажется, я ему нравлюсь.

Орев присвистнул.

– Метнула? Ты? Не хотел бы… э-э… показаться излишне скептичным, моя драгоценнейшая…

Рука Синели едва уловимо для глаза мелькнула в воздухе. Стенная панель над шкафом громыхнула, словно литавра, а нож Мускуса, даже не задрожав, вонзился в дубовую доску до половины.

– Ах! О боги!

Поднявшись на ноги, Ремора подошел к шкафу и осмотрел нож.

– Ну и ну, в жизни бы не… Действительно, весьма… э-э… м-м… весьма…

Попросту выдернуть нож, дотянувшись до рукояти, он не сумел; хочешь не хочешь, пришлось раскачать клинок из стороны в сторону.

– Но ведь отметина здесь, на доске… м-м… всего одна. Других пробоин нет.

– Зачем же лишний раз портить патере Шелку стену? – скромно потупившись, пояснила Синель.

– Ха! – Победно крякнув, Ремора наконец выдернул нож из дерева и с низким поклоном вернул Синели. – Твое оружие, драгоценнейшая. Да, я знал: по слухам, квартал этот крайне… э-э… суров? Жесток. Беззаконен. И сломанный столик отметил сразу же, но даже не думал… Патера, мое… э-э… наше восхищение тобою уже весьма велико. Но мое восхищение теперь… м-м… не знает… э-э… м-да.

Оборвав фразу, он уселся на место.

– Вот об этом-то я, патера, и хотел сообщить. Возможно, ты представляешь себе, как… э-э… как мы с Кетцалем…

С этим он перевел взгляд на Синель.

– Как известно сему благочинному авгуру, я… э-э… близкий друг и заступник, так сказать, «прошен ами» Его Высокомудрия, моя драгоценнейшая. Несомненно, с сим… э-э… оборотом речи ты уже знакома. В страже меня именовали бы его адъютантом, но, как лицо духовного звания, я называюсь его коадъютором, э? Таков уж наш формальный, официальный слог, самое точное выражение. И я как раз собирался отметить, что мы пристально следим за успехами патеры и не устаем ими восхищаться. Легко ли ему служилось? О нет, ничуть! Препон на его пути оказалось немало: ведь поле ему досталось отнюдь не из легких для вспашки! Сей нищий, но столь дорогой бессмертным богам мантейон, знаешь ли… э-э… вовсе не мирное пастбище!

– Совершенно с тобою согласна, Твое Высокопреосвященство, – кивнула Синель.

– Он должен был прийти к нам за… э-э… за помощью, а? Следовало обратиться… прямо, откровенно, без обиняков воззвать к Его Высокомудрию и ко мне. Изложить, как говорится, дело. Понимаешь, к чему я веду? Однако мы-то тем более, э?.. Тем более должны были сами, не дожидаясь всего упомянутого, предложить помощь! Да, в самом деле! Обеспечить незамедлительную помощь Капитула и… э-э… и не только! И много более! Много более и гораздо скорее!

– Мне не удалось добиться разговора с тобой, – несколько суховато пояснил Шелк. – Твой протонотарий любезно сообщил, что все твое внимание поглощено неким кризисом.

Ремора досадливо крякнул:

– Вне всяких сомнений, так оно и было, патера. Сколь часто