Литания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

мне кажется, что единственная моя задача, вся моя… э-э… служба состоит единственно из противоборства с нескончаемой… м-м… лавиной неумолимых кризисных ситуаций одна серьезней другой!

С запада донесся нарастающий, набирающий силу рев воздушных сопел: вдоль Солнечной мчался на полном ходу вооруженный, бронированный пневмоглиссер городской стражи. Ремора, ненадолго умолкнув, прислушался к вою двигателей.

– Такова, – выдержав паузу, продолжал он, – наша… э-э… неизменная политика в отношении юных авгуров. Пойми, патера: им нужно дать… э-э… как говорится, опробовать крылья. Наблюдая за первыми их полетами этак, со стороны. Без церемоний, если можно так выразиться, выталкивая птенцов из гнезда. Понимаешь, о чем я? Все это – экзамен, испытание, и ты выдержал его весьма… э-э… достойно.

Шелк склонил голову.

– Безмерно польщен, Твое Высокопреосвященство, хотя вполне сознаю, что не заслуживаю таких похвал. Однако сейчас мне, пожалуй, представилась лучшая возможность доложить – доложить неофициально – о величайшей чести, коей не далее как сегодня удостоила наш злополучный мантейон сама…

– «Злополучный»? Я не ослышался, патера? Вот этот ваш мантейон?.. – Улыбка Реморы обратила все возможные трудности в сущие пустяки. – Да, он… м-м… э-э… как ты и говоришь, продан с торгов. Однако продажа – всего лишь юридический ход, э? Формальность чистой воды. Понимаешь, к чему я? Попросту хитрость… э-э… стратагема старика Кетцаля. Новый владелец… э-э… м-м… как бишь его по имени…

– Кровь, – подсказал Шелк.

– Нет, нет, не то. Что-то куда более обычное, э?

– Мускус, – негромко пробормотала Синель.

– Совершенно, совершенно верно. Действительно, Мускус. Довольно нелепое имечко, э? С позволения заметить, младенцы, как правило, не пахнут и вполовину столь же… э-э… благоуханно. Однако этот Мускус погасил за вас налоговые недоимки. Так владельцем недвижимости и стал. Понимаешь, о чем речь? Уплатив налоги и прибавив еще чуточку сверху. А здания здесь настоятельно нуждаются в… э-э… обновлении, а? Как ты, патера, заметил сам. Вот он этим пусть и займется, э? Отчего б нет? Пускай возьмет на себя издержки, но барыши оставит для нас, э? А в итоге пожертвует все это нам безвозмездно. Вернет всю собственность Капитулу, э? В порядке благого деяния.

Синель покачала головой:

– Сомневаюсь, что…

– У нас имеются методы убеждения, моя драгоценнейшая, вот увидишь. Особенно у дорогого старины Кетцаля. Что-что, а убеждать он умеет великолепно. Власть… э-э… Пролокутора Капитула, а также влияние на Аюнтамьенто, э? Немалое… э-э… должен заметить, влияние, даже сейчас. Целый арсенал средств убеждения, каковые он… э-э… каковыми мы можем – и не преминем! – воспользоваться в любом случае наподобие… э-э… сего, нынешнего. Случая с твоим мантейоном на Солнечной улице, патера.

– Мускус – всего-навсего владелец согласно купчей, – заметил Шелк. – Настоящий хозяин – Кровь, и именно Кровь грозится сровнять здесь все с землей.

– Несущественно. Несущественно. Видишь ли, патера… – Хмыкнув, Ремора вновь сверкнул широкой улыбкой. – Видишь ли, патера, этому не бывать. Бояться нечего. Вовсе нечего. А если что, старые постройки просто заменят новыми, лучшими. По-моему, варианта предпочтительнее не придумаешь, э? Перестроить все, стиль улучшить, да и простор тут… э-э… отнюдь не помешает. Не забыть бы поговорить о сем с Кетцалем завтра же поутру, за его обычным говяжьим бульоном…

Склонив голову, Ремора повернулся к Синели:

– Наш старина Кетцаль весьма, весьма лаком до говяжьего бульона. Несомненно, патере об этом известно. О подобных вещах у нас, знаешь ли, судачат на все лады. Будто в артели… м-м… прачек. Слухи, сплетни… Однако старине Кетцалю неплохо бы питаться обильнее, э? Я постоянно ему об этом твержу. Одним говяжьим бульоном да воздухом не насытишься, э? Правда, Кетцалю удается… хотя он крайне слаб. Тщедушен.

С этим он бросил взгляд на часы над крохотным камином селларии.

– Так вот, сию вылазку я предпринял, дабы сообщить патере Шелку… Видишь ли, драгоценнейшая моя, я ужасно себялюбив. Да-да. Даже после того, как потратил полжизни, стремясь… э-э… к безгрешности. Отчего и пожелал сообщить ему обо всем лично. Патера, отныне тебе не придется трудиться здесь одному. Я ведь… э-э… уже говорил, что твои старания не остались незамеченными, э? Ну а сейчас я могу сказать более, как… э-э… вне всяких сомнений, и велит долг. Да. Один из наших аколуфов, молодой, полный сил авгур, лишь по весне сего года завершил обучение с отличием… м-м… как и ты сам, патера. О чем мы… э-э… прекрасно, прекрасно помним. Удостоенный, как я собирался сказать, награды за успехи в иерологии… он прибудет сюда завтра поутру. Уверен, ты с радостью поведешь сего многообещающего неофита теми же путями, каковые сам прошел с честью. Спален у вас там, наверху, кажется, две? Будь добр, распорядись приготовить для патеры Росомахи наименее… э-э… авантажную.

Поднявшись, Ремора протянул Шелку руку.

– Ну что ж, патера, душевно рад… душевно рад. Знакомство с тобою для меня немалая честь. Как жаль, что оно столь прискорбно запоздало… столь долго откладывалось, причем откладывалось мною самим, но этакое самоотречение должно когда-нибудь завершиться, э?

Прибегнув к помощи одолженной Кровью трости, Шелк тоже поднялся на ноги, и оба обменялись церемонным рукопожатием.

– Моя драгоценнейшая… прошу прощения за необходимость прервать твою беседу с… э-э… духовным наставником. С сим благочестивым юным авгуром. Искренне сожалею. Уверен, наш небольшой тет-а-тет не мог представлять для тебя особого интереса, однако…

– О, вовсе нет! Напротив.

Улыбка Синели вполне могла оказаться искренней.

– Однако он оказался недолгим. Весьма… э-э… лаконичным. Итак, благословляю тебя, что бы тебя ни тревожило, – объявил Ремора, осеняя Синель знаком сложения. – Благословляю тебя, дочь моя, Наисвященнейшим Именем Паса, Отца Богов, и Супруги Его, Божественной Эхидны, и Сыновей Их, и Дочерей, сей день и во веки веков, а особо же – именем старшей из чад их, Сциллы, Покровительницы Нашего Священного Града, Вирона!

– Кстати, новый владелец, – не без волнения сообщил Шелк Реморе, – настаивает на том, чтобы все деньги сверх расходов на мантейон неукоснительно передавались ему. В свете выяснившегося сегодня, во время жертвоприношения – а Твое Высокопреосвященство просто не может оставаться о сем в неведении…

Ремора, крякнув от натуги, приставил к стене тяжелый засов.

– Здесь у тебя, патера, очень многое нуждается в починке. В починке, либо в замене, либо… э-э… в приумножении. Особенно то, чем не удосужится озаботиться этот Мускус. Вот, например, твой собственный… э-э… м-м… гардероб, а? Я бы на твоем месте с него и начал. И вообще, тебе необходимо… м-м… многое. Множество всевозможных вещей. Что же до остального… насколько я понимаю, счетами ты ведаешь сам? Значит, вне всяких сомнений, сумеешь отыскать немало прекрасных применений этим… э-э… не более чем предполагаемым излишкам. Вдобавок, по-моему, вам задолжали различные суммы. По крайней мере, именно так мне… э-э… то есть нам с Его Высокомудрием дали понять.

Негромкий щелчок, и дверь затворилась за его спиной.

Орев присвистнул:

– Человек… сквер-рный!

Синель протянула