Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

нашими врагами; мы бросили вызов небу, морю и чужим богам, пройдя через Стену Бурь. Мы пережили путешествие, более продолжительное и опасное, чем все, какие только доводилось предпринимать нашим предкам. Но даже после высадки на вожделенный берег испытания наши не закончились. Мы столкнулись с враждебными туземцами, жаждущими уничтожить нас; мы обрели землю богатую, но не благоприятную для нашего образа жизни. Мы видели, как наши братья, сестры, матери, отцы, сыновья и дочери гибнут в этой битве.

Не ради себя совершали мы эти подвиги, вотан-ру-тааса и вотан-са-тааса. Мы боролись и сражались, истекали кровью и умирали во имя того, чтобы наши старики не уходили больше в бурю умирать; чтобы сохранить еду для наших детей; чтобы семьи не подвергались риску стать рабами тех, кто сильнее нас; чтобы те, кого мы любим, могли жить свободно.

Мы дерзнули скрестить оружие с судьбой, потому что хотели изменить будущее.

Слезы стекали по щекам воинов-льуку, пока они стояли, замерев в строю, и слушали речь Гозтан: за воплощение мечты пэкьу Тенрьо и впрямь пришлось уплатить высокую цену. Стук сердца громко отдавался в ушах, когда их палицы и топоры ударили по доскам палубы городов-кораблей, а воины принялись выкрикивать:

– Тен дьудьу купэруна? Льуку кьо! Тен дьудьу купэруна? Укьу кьо!

Гозтан выждала, пока шум постепенно уляжется.

– Давайте обратимся теперь к дню сегодняшнему, – продолжила она свою речь. – Я не стыжусь признать, что машины варваров наводят страх. Каждая из них внушительна, как небесный город-корабль, и все мы помним про ту смертоносную магию, которую они содержат. Несомненно, что многие из нас, увы, не вернутся к своим возлюбленным близким, чтобы угостить стариков жирной и вкусной муфлоньей губкой или дать малышам хрустящий ароматный хрящик. Как ни печально, но некоторым из нас никогда уже не испытать больше радости в объятьях супруга или супруги, раба или рабыни, к которым они испытывают привязанность.

И опять слезы побежали по загрубевшим и покрытым рубцами щекам, снова послышались возгласы ярости.

– Но гораздо сильнее этих машин пугают меня гложущие сердце сомнения. И не меня одну, я знаю. Куда страшнее любого врага та рознь, что поселилась между нами.

Льуку притихли, когда речь тана обрела столь неожиданный поворот.

– Иногда мне становится страшно, что в погоне за мечтой мы превратились в чудовищ, – продолжила Гозтан. – Мы стремились освободить не только себя, но и эту землю, порабощенную железными орудиями земледельцев, а также ее обитателей, находящихся в неволе у властителей Дара, известных нам как деспоты. Но теперь, оглядываясь назад, перевспоминая, что произошло в Укьу-Тааса, мы сознаем, что совершали поступки, которые едва ли будут выглядеть справедливыми в глазах богов и в памяти грядущих поколений. Некоторые из вас, включая меня, испытывали крепнущие сомнения в правоте нашего дела. Верно ли мы поступали, порабощая туземцев? Уверены ли мы, что все казненные были предателями и шпионами? Можем ли мы считать себя истинно свободными, если зависим от награбленного и от той дани, какую туземцы платят нам?

Шеренги воинов-льуку заволновались. Послышались перешептывания, люди поворачивались друг к другу и озадаченно переглядывались, а потом снова смотрели на Гозтан. Но находились и те, кто взирал на нее с выражением благодарности: она озвучила то, что крылось глубоко в их сердцах.

– Я не знаю ответов на эти вопросы, вотан-ру-тааса и вотан-са-тааса. Возможно, проблемы эти слишком сложны для смертных. Я знаю только, что мы не решим их, если не переживем сегодняшний день, если не отстоим Укьу-Тааса, дом наших родителей и детей, всех тех, кого мы любим. В эту минуту сомнений я вспоминаю великого полководца Мату Цзинду, столь почитаемого туземцами. Нам не выпало удовольствия помериться с ним силами, но рассказывают, что у него был громадный меч, называвшийся На-ароэнна, что означает «Конец Сомнений». Давайте же решительно рубанем Концом Сомнений по паутине, опутавшей наши сердца. Не важно, что вы думаете о справедливости нашего дела, – мы не вправе выказать перед врагом робость или позволить нашим рукам медлить в сей судьбоносный миг. Противник сбросит нас всех в безжалостное море при первой возможности, а потому, если мы сейчас не победим, то у нас, считай, нет будущего. Сомнения – это роскошь, которую может позволить себе только тот, кто выжил.

Воины-льуку разразились одобрительным ревом, сердца их стали твердыми, как черепа гаринафинов.

– Ку на гозтенва ва пэфир! Ку на татенва ва пэфир!

Гозтан отдала приказ открыть широкие люки, и гаринафины взмыли в воздух с городов-кораблей.

Прячась среди непроходимых джунглей, венчающих утесы к югу от залива, Фиро молча молился богам Дара, наблюдая за тем, как его новые воздушные корабли набирают высоту. Определенно, это был величайший риск, на который ему только приходилось идти в жизни, и на кону сейчас стояли не монеты или алмазы, но само будущее Островов.

В то время как маршал Гин Мадзоти остановила вторжение льуку, имея в своем распоряжении всего лишь шесть воздушных кораблей, Фиро поднял двенадцать. И надеялся, что льуку сейчас должным образом впечатлены.

Рядом нервно фыркнула рогатая голова, обдав его теплым духом полупереваренной зелени. Фиро успокаивающе положил руку на боковую часть огромного, похожего на олений черепа, принадлежавшего его скакуну, молодой самке гаринафина по имени Гинки.

– Погоди, милая, – шепнул он в подергивающееся ухо размером с его туловище. – Пока еще рано.

Он думал о Дзен-Каре и о том будущем, которое пообещал ей. Но чтобы оно стало явью, требовалось для начала выиграть эту войну.

Когда корабли набрали достаточную высоту, из щелей в боковых частях корпуса выползли, подобно щупальцам, длинные пернатые весла. Составленные из женщин команды гребцов со стоном навалились на них, и корабли грациозно поплыли вперед, набирая еще большую высоту благодаря особым очертаниям корпуса, специально спроектированного таким образом. Стоило судам подняться над поросшим деревьями и окутанным туманом мысом, как под их колышущимися корпусами стали видны покачивающиеся на цепях массивные сферы.

И тут словно бы вдруг началась летняя гроза: барабаны неистово застучали, зычное пение горнов напоминало раскаты грома.

Ну а потом, как будто намереваясь продемонстрировать врагу силу кораблей, с шевелящихся бортов исчезли небольшие квадраты ткани, обнажив оружейные порты. Из бойниц выглядывали уродливые зазубренные наконечники размером с человеческую голову.

Двенадцать летающих медуз, угрожающе выставив жала, приближались к флоту льуку.

Гозтан подняла голову. Гаринафины кружили над ее кораблем, ожидая команды. Они так хлопали крыльями, что поднявшийся в результате ветер шевелил волосы на голове Ноды Ми и охранников.

Печаль сдавила ей сердце. Когда-то и сама Гозтан вот так парила в небе. Но возраст – это враг,