Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

на милость победителю и не имеют права сопротивляться, в точности как овца подставляет горло волку. Тан Гозтан проявила неслыханную щедрость, обещая тебе и твоим офицерам такие условия.

Пума Йему присвистнул, будто и впрямь испугавшись.

– Ой, прости, пожалуйста. Я и не подозревал, что имею дело с могучим воином-льуку. А кстати, почему ты называешь меня варваром? Разве ты сам не такой же, как и я?

Физиономия посланца сделалась пунцовой.

– Да как ты смеешь… смеешь… смеешь…

Пума Йему расхохотался:

– А теперь он заблеял как баран! Боюсь, что, будучи презренным варваром, я не способен оценить всей «щедрости» сделанного мне предложения. Передай своей госпоже, что неукротимые сердца дара никогда не сдаются…

– Молчать! – рявкнул Ки Атен. – Досточтимый посол льуку, не обращайте внимания на бред моего невежественного подчиненного. Его мнение не имеет никакого веса. Как военный наблюдатель и старший по званию, я считаю, что условия вотана весьма справедливы и приемлемы.

– А, ну тогда хорошо. – Парламентарий облегченно выдохнул. – Наша всемилостивая тан Гозтан не стремится к бессмысленному кровопролитию. Предлагаю составить договор о капитуляции.

– Я тотчас все сделаю, – заверил его Ки Атен.

Моряки и морские пехотинцы на лишенном мачт флагмане смотрели на чиновника с крайним презрением и безмолвным гневом, но возразить ему никто не осмеливался. Согласно закону, утвержденному лично императрицей Джиа, Ки Атен был в подобной ситуации уполномочен отменять приказы Пумы Йему.

– Вы не имеете права подписывать такие документы, – заявил вдруг Пума Йему.

Все взгляды устремились на него.

– Но почему? – растерянно пролепетал Ки Атен. – Что вы имеете в виду?

– Согласно Имперскому военному уставу, статья пятая, часть первая, военный наблюдатель является главным лицом, принимающим решения вне поля боя, – сказал Пума Йему. – Однако непосредственно во время боевых действий старшинство переходит к полевому командиру.

– Вот именно что во время боевых действий, – кивнул Ки Атен. – А поскольку в данный момент мы ведем дипломатические переговоры, то, стало быть, главный я. Ведь никакого сражения нет.

– Ничего, сейчас будет, – пообещал Пума Йему. – Если уж на то пошло, драка тоже относится к боевым действиям.

Совершенно спокойно, почти вальяжно, он подошел к парламентеру, ухватил того за шкирку, поднял, словно крольчонка, развернул и отвесил ему крепкий пинок по тощему заду.

Вопя от ужаса и размахивая руками, посланец льуку совершил полет и шлепнулся на дно шлюпки. Пума выхватил у стоящего поблизости морского пехотинца меч и одним ударом обрубил канаты, на которых был поднят пинас. Тот соскользнул с борта корабля и с громким плеском плюхнулся в воду.

– Ну что, пес-осел! – рявкнул Пума. – То есть я хотел сказать «посол» льуку. Полагаю, на этом переговоры закончены?

Парламентер кое-как поднялся на ноги.

– Гребите отсюда! Гребите же! – заорал он, обращаясь к ошарашенным гребцам.

– Передай тану Гозтан, что мы готовы сразиться с ней поутру! – крикнул Пума Йему.

Воины-дара на палубе флагмана и на других кораблях разразились громкими криками.

Посол пригнулся, как будто волны докатывающегося до него шума были залпами стрел.

Вскоре пинас отплыл так далеко, что переговариваться стало невозможно.

– Да вы же погубили нас всех, маркиз! – заорал Ки Атен, топнув ногой. – Это надо же быть таким идиотом! Ну и как теперь нам выбраться отсюда живыми?

– Вот в чем заключается принципиальная разница между нами двоими, – заметил Пума Йему. – Я не считаю, что остаться в живых – единственное, что имеет значение.

– Нарушение субординации станет несмываемым пятном на вашей репутации, – процедил Ки Атен. – Даже не сомневайтесь: когда я вернусь в Пан…

– Зачем же откладывать? Можете начать составлять рапорт прямо сейчас, – перебил его Пума.

Он приказал охране отвести военного советника в каюту и не выпускать оттуда.

Потом маркиз обратился к воинам:

– Входите в залив. Нам многое нужно успеть сделать до рассвета!

Гозтан, Нода и воины-льуку смотрели на восходящее солнце с равной степенью облегчения и опаски.

После возвращения незадачливого парламентера Гозтан привела в состояние боевой готовности весь флот, стоявший на якоре за пределами залива. Истории про имевшиеся у дара призрачные воздушные корабли с пламеметами были памятны каждому воину льуку, а репутация Пумы Йему как мастера партизанской войны делала ночную атаку – вопреки его собственному обещанию дать бой поутру – почти неизбежной.

Поэтому всю ночь напролет конюхи гаринафинов дежурили на палубах, чтобы звери были готовы взлететь в любой момент; малые суда, освещенные яркими факелами, патрулировали воды, плавая вдоль строя и создавая завесу перед городами-кораблями и зияющим жерлом залива. Даже воздушные корабли висели в звездном небе на разной высоте, дабы предотвратить любые пакости со стороны дара.

Чтобы сохранить бодрость и боевой настрой, таны и наро-вотаны потребовали раздать им и экипажам судов тольусу. Гозтан эта идея совершенно не прельщала: она опасалась, что священные ягоды пагубно повлияют на сознание командиров и рядовых воинов, которым следовало сохранять абсолютную трезвость. Но Кутанрово столь щедро распределяла снадобье, что бойцы, постепенно привыкнув, стали воспринимать это как должное. Так что в конце концов Гозтан была вынуждена уступить и прибегла к запасу, полученному от Кутанрово. Она подозревала, что у тана-гаринафина, помимо официально выделенных ей для военных нужд ресурсов, имеются также личные плантации, где выращивают ягоды – что, по иронии судьбы, было вопиющим нарушением установленных пэкьу-вотаном Тенрьо традиций, – но помалкивала, поскольку никаких доказательств у нее не имелось.

Так или иначе, все эти приготовления оказались напрасными. Ночь прошла мирно. На некоторых кораблях дара в устье залива были замечены костры, но посланные туда в качестве лазутчиков туземные пловцы доложили, что команды судов просто жарят мясо, поют и пляшут, словно бы отмечая какой-то праздник.

Когда на рассвете первые лучи солнца позолотили волны у них за спиной, воины-льуку, нервы которых были натянуты до предела после напрасного ночного бодрствования, устало и облегченно выдохнули. Потрепанные корабли дара, без мачт и парусов, едва держащиеся на плаву, появлялись из окутывающей залив пелены тумана и на веслах выходили в море.

Гозтан выругала себя за то, что допустила просчет. Ночная атака в неизвестных водах залива была бы ошибкой, но ей не следовало держать войско в готовности всю ночь, исходя из одной лишь репутации Пумы Йему. А теперь ее люди не отдохнули.

Честно говоря, перспектива грядущей бойни совершенно не радовала тана.

«Когда-то я сражалась за свободу своего народа, – размышляла она. – А теперь… За что я сражаюсь теперь? За то, чтобы Кутанрово сохранила накидку из черепов? За то, чтобы запоры на клетках с порабощенным населением Укьу-Тааса стали еще крепче? В кого мы превратились?»

Однако сейчас не время предаваться сожалениям. На кону стоит будущее Укьу-Тааса.