Светоч Йотунхейма - Елизавета Алексеевна Дворецкая

подальше от матери вернулся, чтобы его прикончить? Но встретил взгляд серо-зеленых глаз и понял: это другой его брат. Тот, с кем он для первого знакомства подрался и укусил за щеку – вон, шарм полукольцом еще виднется над рыжеватой бородкой. Богатая цветная одежда и золотые украшения странно смотрелись посреди ледяного поля замерзшего озера, и сразу делалось ясно – это выходец из иного мира. Фьёр стоял непринужденно, уперев одну руку в бок, и смотрел на Хаки снисходительно и брезгливо.

– Ты очень похож на побитого пса, – почти дружелюбно, словно хвалил, сказал он, встретив горящий ненавистью взгляд. – Только зря ты тут корячишься. Красавица уехала. Хальвдан Черный уже приготовил все для свадебного стола и созвал бондов и херсиров, чтобы видели, как он подарит своим владениям новую королеву. Рагнхильд сегодня же станет могущественной правительницей, будет уважаема как мудрая и благородная женщина. От нее и Хальвдана произойдет могучий и многочисленный род конунгов, который много веков будет править всей Норвегией. О них будут складывать длинные саги, но тебе в них больше места нет. О тебе не будет упомянуто. Ты – ходячее подтверждение, что из глины не сделать золотого кольца. Твой родной отец – тот тролль, что меня вырастил, – и правда любил тебя на свой йотунский лад. Он хотел для тебя хорошей жизни под светом солнца, потому и подбросил под бок бедняжке Гудрид. Но ты и ей принес одно горе. Тебя растили как человека, а ты вырос йотуном – глупым, тщеславным, хвастливым и подлым. Ульв-Харек не убил тебя. Я тоже тебя не убью – мне тоже жаль твою мать, ведь она моя родная мать! Возвращайся домой и постарайся хотя бы теперь стать человеком.

Хаки слушал эту речь только потому, что ему требовалось время восстановить дыхание. Едва Фьёр закончил, как левой рукой Хаки нашарил в ножнах на поясе скрамасакс – длинный ударный нож, который мог держать и левой рукой. Без единого слова он двинулся на Фьёра, и весь его вид говорил: прочь с дороги, или я ее расчищу.

Фьёр повел рукой – и в ней оказался меч, выскочивший из воздуха. Одним ударом Фьёр выбил скрамасакс из неловкой и слабой руки Хаки. Стараясь поймать свое оружие, Хаки упал на колени.

– Что это я? – удивляясь самому себе, сказал Фьёр. – Разговариваю с этим псом, как с человеком. Чего ждать от существа, которое само убило свою родную мать и даже, сдается мне, ни разу не вспомнило об этом! У тебя нет матери, кроме твоей злобы, ты не брат ни мне, ни Ульв-Хареку. Я не собираюсь пачкать руки твоей гнилой кровью. Убирайся! Уползай в свою нору, пока я не приказал тебе самому себя съесть! Ты ведь помнишь, как это больно. А я в силах тебя заставить.

– Ты… все… лжешь! – Хаки силился подняться, но скользил и не мог встать, не имея возможности опереться на две руки.

– Хочешь убедиться? – ласково, вкрадчиво спросил Фьёр. – Одной руки у тебя уже нет, но в этот раз можем начать с ног.

Наконец Хаки оперся о ледяную глыбу и поднялся. Его шатало. Упираясь коленом, он вгляделся в ледяное поле за спиной у Фьёра, пытаясь отыскать красное пятно шатра на санях. Напрасно – оно скрылось вдали. Только ледяной ветер дул в разгоряченное лицо, неся снеговую крошку.

Фьёр еще что-то говорил, но Хаки уже его не слышал. Шумело в ушах, нарастала дрожь, грудь пронзала боль, заглушая боль в раненой руке. Все было кончено. Рагнхильд увезли, а у него нет и не будет сил ее вернуть. Она лишь посмеется с теми, к кому уехала, над жалким полутроллем, что вообразил себя способным ее завоевать.

Хаки подобрал со льда свой скрамасакс и вставил рукоятью в щель между глыбами. Проверил, крепко ли держится, прижался к кончику лезвия левой стороной груди и навалился всей тяжестью измученного, обессилевшего тела. Он почти не ощутил боли, когда взор заволокла тьма, несущая облегчение. Голова со спутанными темными волосами упала на лед.

Фьёр, невозмутимо наблюдавший за этим, медленно подошел и осмотрел неподвижное тело.

– Вот ведь упрямый йотун! – сказал он сам себе. – Мы, и я мой брат Харек, пытались оставить его в живых, но он и здесь все-таки сделал по-своему. Но это даже лучшая месть за мою мать, которой он так плохо отплатил за то, что дала ему жизнь.

Замолчав, Фьёр стоял неподвижно, как чудное видение, в своей цветной одежде и золотых украшениях среди белого льда, и дуновения метели колыхали его темно-рыжие косы. Он смотрел на тело Хаки, но думал уже не о нем. Подменыш убрался прочь, и наедине с самим собой Фьёр честно задал вопрос: а сам-то он сумеет ли достойно жить как человек среди людей, каким родился?

Что теперь должен сделать человек?

Вздохнув, Фьёр перевернул тело, вгляделся в полузакрытые, погасшие глаза, оскаленные зубы, снег в темной бороде. Вынул скрамасакс из груди Хаки, обтер его и убрал назад в ножны. Потом без видимого усилия вскинул тело на плечи, как мешок, и понес назад, к усадьбе Поющий Ручей.

Прядь 61

За первый день Ульв-Харек с дружиной не одолел расстояния до озера Мьёрс: люди и лошади устали за ночной переход, после которого сумели передохнуть самую малость. Среди дня пришлось сделать еще одну остановку в усадьбе, чтобы дать людям поспать, а лошадям подкормиться и отдохнуть. Однако, зная, с каким нетерпением их возвращения ждет конунг, Ульв-Харек поднял людей – и, с извинениями, Рагнхильд – еще в середине ночи, благо луна ярко освещала снеговые поля.

Хальвдан в эти дни с трудом сохранял внешнее спокойствие. Первую ночь он не спал от волнеия, хотя знал, что ее Ульв-Харек потратит только на путь к Раннсфьорду. Вечером того дня, когда Ульв-Харек должен был прибыть в родительский дом, Хальвдан долго не ложился. Дозорные были отправлены на высокий пригорок, откуда открывался вид на запад, с наказом стеречь всю ночь. За полночь Хальвдан все же лег, строго велев разбудить его тот час же, как покажется Ульв-Харек, в любое время.

Но пришел рассвет, Хальвдан проснулся сам, а новостей все не было. Этим утром он уже не мог оставаться спокоен и бродил по двору в ожидании…

– Конунг! Они едут!

Хальвдан резко повернулся: в воротах появился запыхавшийся лыжник.

– Ульв-Харек! – выдохнул хирдман. – Он идет.

– А…

– Шатер! Шатер виден!

Хальвдан выдохнул: гора свалилась с плеч. Ульв-Харек увез цветной шатер на санях в сложенном виде, а если его развернули и поставили, значит,