Старые недобрые времена 2 - Василий Сергеевич Панфилов

Ковальски, имея единственного зрителя, легко и без напряжения отыгрывал роль. Его легенда ещё не в полной мере обросла подробностями, и сейчас, подпитываемый рассказами старого бонапартиста, он начал облицовывать её грубую кладку барельефами подробностей.

О поляках, служивших Наполеону, он неплохо знал ещё в России, но есть, как говорят, нюансы… ну или точка зрения, не суть. Одно и то же событие, прочитанное в русском источнике, и рассказанное противной стороной, звучит очень по-разному, и иногда настолько по-разному, что будто бы о разных событиях рассказывают!

А ему, Ежи, нужна как раз не русская версия событий… Тем более, папаша Пюэль — отличный зритель, совершенно не критично воспринимающий его игру, и, напротив, вольно или невольно подыгрывающий изо всех сил. Когда ещё будут настолько идеальные условия для прогона спектакля?

Месье Пюэль, почти не закрывая рот и размахивая руками так яростно, что кажется, немалую часть сквозняка в бистро он сам и создал, о работе не забыл. Попаданец и опомнится не успел, как заплатил (вперёд!) один франк за ранний обед или поздний завтрак, и, не всегда впопад кивая собеседнику, уютно устроившемуся напротив с бокалом вина, начал есть.

Впрочем, нужно признать, что если папаша Пюэль и нагрел его, то может быть, самую малость! Омлет из полудюжины мелких яиц с зеленью, ветчиной, и ещё какими-то секретными ингредиентами, отличные гренки, полдюжины сортов сыра на отдельной тарелке, ветчина, прекрасный вестфальский окорок, паштет, а чуть погодя круасаны с маслом и абрикосовым вареньем, и чудесный кофе…

… и особенно вкусно всё это на контрасте с непогодой снаружи.

Дождь, впрочем, вскоре прекратился, рваные остатки туч разогнал ветер, и на небе появилась несколько тусклая, но несомненная радуга, огромная, раскинувшаяся, кажется, решительно над всем Парижем!

Выйдя из бистро и чувствуя некоторую переполненность, вполне, впрочем, приятную, хотя и явно избыточную, попаданец решил, что жить — хорошо! По крайней мере — так…

Солнце принялось неспешно, но уверенно припекать, так что лужи на улицах начали ощутимо парить, и попаданец, одетый с некоторым избытком, стал потеть. Это, впрочем, большой проблемой он не видит, вот холод, это да…

Завидев омнибус, он поспешил к нему, не слишком даже интересуясь конечным маршрутом, а лишь полагая, что из припортового района ему в любом случае нужно убраться побыстрее. Он пока не знает, на что нужно обращать внимание, как отличить добрых парижан от недобрых, и как правильно отвечать, чтобы, при некоторой удаче, разойтись мирно.

Плата за проезд, а Ежи уточнял этот момент ещё в Руане, не фиксированная, зависит от количества остановок, да и то, кажется, можно поторговаться… впрочем, последнее не точно!

— Латинский квартал⁈ — глуховато переспросила пожилая тётушка, вцепившаяся в него как клещ, даже, для верности, ухватив за рукав, — Студент? Из Анжу?

Рассказывать ей, что он вовсе не из Анжу, попаданец не стал, да и по правде, не успел. Если послышался ей за стуком колёс и топотом подкованных копыт по булыжчатой мостовой знакомый акцент, то так тому и быть.

А потом тётушка дополнила свои придумки, и, гордясь проницательностью, навесила кружева подробностей так славно, что и захочешь, а лучшей легенды и не сочинишь!

— … отличное вино там, — причмокивает губами ветхий старичок, обращаясь не то к студенту из Анжу, не то к тётушке, не то ко всем пассажирам омнибуса разом. Старичку скучно, ему хочется общения, — вот помнится, наш полк был на постое в Анжере…

— Непременно! Да, да, возле Булонского леса генгет[i], там ещё такая рыженькая выступает, горячая штучка! — перегнувшись вперёд, брызжет слюной жизнелюбивый плотный мужчина средних лет, желающий срочно, вот прямо сейчас, поделиться полюбившимся ему адресом с молодым человеком из провинции. Кто ещё, как не он, опытный и повидавший жизнь мужчина, может дать полезные советы славному юноше⁈

У мужчины не то тик, не то он беспрестанно подмигивает, от чего его рассказ, вполне невинный по содержанию, приобретает нотки скабрезности.

— … племянница двоюродного мужа покойного, тот ещё шалун был! Он, помню…

— … а я ему подсечку, и ногой по голове, чтоб знал! — делится с приятелем подробности свежей драки мастеровой, одетый не без претензии на щегольство. Ссадины на его лице тоже свежие, и, судя по разного рода обмолвкам, дело это вполне привычное — как собственно ссадины, так и драки.

— Ост-Индская компания, говорю тебе! — горячо убеждает собеседника немолодой рыхловатый месье, сидящий наискосок от Ежи, — Да, да! Патронаж отменён, но я тебе говорю, именно поэтому самое время покупать! Путь падают, пусть! Я тебе говорю — сейчас, именно сейчас покупать! Ты же умный человек, и должен понимать, что сейчас Виктория непременно от России такой кусок отломит, что крошек от него на всё и на всех хватит!

— Да! — дёрнула тётушка молодого человека, с возмущением глядя тому в глаза, — Я ж о племяннице начала, ты мне почему не сказал, когда я на мужа сбилась⁈

Вывалившись из омнибуса несколько более взъерошенный, чем был до поездки, по крайней мере, ментально, Ванька некоторое время приходил в себя, пока снова не стал Ежи…

Проводив взглядом омнибус, он потряс головой, тщетно пытаясь вытрясти из неё племянниц, покупку и продажу акций Ост-Индской компании, рыженькую из генгета и прочие, столь же несомненно важные сведения. Вышло так себе…

— Привыкну, — чуточку нервно пообещал он себе, а позже и заулыбался, найдя ситуацию скорее забавной. Ну, в самом деле… был он как-то с мамой в Ростове, ещё в шестом классе, так там в трамвае ещё больший гвалт стоял. Юг!

Это после… отвык, всё-таки и время иное, и место. Да и Петербург, несмотря на всю его столичность и светскость, довольно-таки чопорный и неспешный город — настолько, что кажется иногда, что от холода и беспрестанной сырости эмоции его жителей ржавеют.

* * *

— Да, мадам Шерин, всё устраивает, — покивав, сообщил Ежи старой грымзе и её ещё более старой служанке, высушенной временем так, что она стала похожа на подкисший, начавший плесневеть урюк.

— Никаких девочек, — проскрипела мадам, назидательно поводив перед его лицом узловатым пальцем и кашляя, — вы понимаете, юноша?

— Да, мадам, — кивнул попаданец, — понимаю.

— И вы должны быть благодарны, что я, француженка и парижанка, даю вам приют…

Ежи изо всех сил демонстрировал эту самую благодарность, и мадам, ещё немного позудев, ушла, одарив эмигранта на прощание подозрительным взглядом.

— Вот же сука старая… — беззвучно произнёс он, закрыв наконец