Морфир Бьёрн - Тома Лавашри

Эйрика донельзя опечалила эта новость. И мне было неловко ощущать, как Кусандра, висевшая у меня на боку, хлопает по бедру при каждом шаге.

Прошло не меньше двух часов, и мы оказались в большом круглом зале, после которого коридор шел дальше, по-прежнему под уклон. Мы остановились передохнуть.

Зал с глубокими нишами по стенам, наверно, служил великанским троллям жилищем. Стены украшали искусные изображения рыб и рыболовных крючков разной формы.

В этом уютном приятном месте мы немного успокоились.

– Почему бы не подождать смерти прямо тут? – предложил отец.

Я увидел по лицу матери, что и ей пришла в голову та же мысль. Но она быстро взяла себя в руки.

– Я думаю, надо идти дальше, – сказала она.

– Согласен, – поддержал я.

Остальные молчали.

– Если мои жена и сын считают, что надо идти дальше, я к ним присоединюсь, – наконец произнес отец.

Тут он оглядел меня с головы до ног, на мгновение задержав взгляд на Кусандре, совсем ненадолго, но всё же.

– В конце концов, Бьёрн заслужил право спорить со старшими.

Он вытянул руки вперед, чтобы мы помогли ему встать, и мы с радостью бросились к отцу.

– Одолжи мне твой меч, – попросил он меня, как только встал. – И ты, Гуннар.

Опираясь на наши мечи, как на костыли, он двинулся вниз, махнув, чтоб остальные тоже снимались с места. Отец перемещался осторожно, сгорбив спину, словно старик, – от этого зрелища у меня сжалось сердце.

Тут коридор повернул зигзагом, а потом опять стал прямым, но вел теперь по горизонтали. В этом месте одна наша лампа потухла навсегда, теперь у нас оставалась всего одна, ее несла Сигрид.

– Я боюсь, – прошептала Инге.

– Я хочу есть, – объявил пастух почти таким же детским голосом.

Друнн шагал, размахивая руками (если только я не приказывал ему помочь тащить Дизира) и волоча ноги. Мужчина, который нам был знаком, как будто умер, уступив место высоченному нескладному, но, кажется, безобидному болвану. Занятное превращение, которое в иных обстоятельствах наверняка привлекло бы мое внимание.

Огонек в руках Сигрид стал мигать. С минуты на минуту мы останемся в темноте, и придется пробираться на ощупь, словно слепым. Куда мы так придем, что там будет?

– Я устала, – пожаловалась моя сестренка.

И в эту минуту Лала, шедшая впереди, позвала нас. С тех пор как Сигрид заговорила, младшая сестра изо всех сил подражала ей. Только звуки, которые она произносила, оставались невнятными. Но на этот раз с ее губ слетело настоящее слово.

– Пещера! – объявила она.

Лала была так счастлива, что повторила свое первое слово несколько раз:

– Пещера! Пещера! Пещера!

Мы догнали ее с догорающей лампой.

Коридор и правда привел к большому природному залу, где пол был покрыт сталагмитами и другими камнями самых разных форм. За этим минеральным изобилием раскинулось темное озерцо, окруженное гладкими камнями, которые образовывали нечто вроде пляжа. Вот туда-то мы с трудом и пробрались.

Устали мы ужасно. На берегу озерца каждый нашел себе местечко и улегся. К нашему удивлению, воздух тут был теплее, чем в коридоре троллей. Мы вообще забыли, что можно жить без постоянного холода.

С потолка свисали извилистые сталактиты, такие тонкие и причудливые, точно их вырезала рука скульптора. Маленькие островки камней с плавными очертаниями выступали тут и там из черной воды… Больше всего было млечно-зеленого цвета, напоминающего нефрит. Это выглядело красиво, даже величественно.

Я окинул взглядом стены зала, ища еще один коридор, кроме того, из которого мы пришли, – его не было.

Мы прошли путь до конца.

Мы прошли путь до конца

– Ну вот, – сказал Ари-рыбак.

– Вот именно, – мрачно подтвердил отец.

И тут лампа потухла, и мы погрузились в полную темноту. Все замолчали.

Мы вслушивались в звуки пещеры. Это сперва нам показалось, что здесь тишина, но ничего подобного. Журчание воды, буль-буль или шлеп-шлеп-шлеп от крохотного водопада, неведомо чье едва различимое дыхание… довольно долго мы просто прислушивались ко всему этому.

А потом… Потом случилось чудо. Зал буквально озарился, хоть и очень несильным светом. Зеленоватое скромное сияние – свет собирался в яркие пятна на полу, стенах и потолке. Только вода в озерце оставалась черной.

Я схватил особенно сияющий камешек в двух шагах от меня. Он был покрыт шершавыми частичками, напоминавшими микроскопические грибы.

– Серебряный мох! – воскликнул Ари.

Серебряный мох, как объяснил рыбак, это сорт пещерных грибов, они попадаются не чаще золота и обладают удивительной особенностью – излучать бледное сияние, заметное только в полной темноте.

Мы были в таком восторге, что даже забыли о том, в каком положении оказались. Но кое-кто не преминул напомнить нам о трагической реальности.

– Я хочу есть, – захныкал пастух Друнн.

13

Моя помолвка

Мы несколько раз отправлялись обследовать окрестности в поисках потайного выхода, но безуспешно. Мы действительно оказались в ловушке. Конечно, воды в нашем распоряжении было сколько угодно, но в нашей великолепной пещере не обнаружилось вообще ничего съедобного. И по всему выходило, что она может стать для нас могилой.

Но пока одни в очередной раз покорно ждали смерти, другие, например Ари и Лала, действовали, предпринимая всё новые и новые вылазки в волшебном свечении серебряного мха. Что они искали? Они и сами не знали.

А я размышлял. Я не мог согласиться на нашу кончину. Или, точнее, не верил, что сам я могу сейчас умереть. Я ведь видел себя во сне тридцатилетним.

«Морфиры не умирают в детстве, у них же впереди судьба, которая должна реализоваться», – думал я.

Конечно, только вот морфир ли я на самом-то деле?

Сначала я изо всех сил противился этой догадке, вы же помните. Но потом некоторые давние воспоминания из детства выплыли на поверхность. Вот, скажем, любовь к полумраку, которую я питал лет в пять. Я долго-долго прятался под одеялом без движения, даже без мыслей, и маме приходилось трясти меня, а иногда отец вытаскивал меня из постели за ноги. В те времена я почти не говорил и почти не ел, как и Снорри до того, как он встал, чтобы забрать свой драккар и отомстить за обиду.

«А если все-таки я и правда морфир? – подумал я тогда. – Может, великий Снорри и уничтожил Арна Силача без всякой помощи, но и я ведь проткнул насквозь ледяное создание, белого монстра. В общем-то, эти два подвига стоят друг друга. А вдруг все-таки морфир…»

Бьёрн-морфир… Бьёрн-морфир… Эти слова звучали у меня в голове, и по спине пробегал холодок при мысли о том славном будущем, которое, наверное, меня ждет, если только удастся выйти из этой пещеры.

В другие минуты я, наоборот, сомневался в себе. Все мои деяния не казались достойными настоящего морфира. Меня охватывало оцепенение, и я смиренно ждал смерти.

Мы были измучены голодом. Взрослые просто лежали на камнях у темной воды, и каждый всё глубже погружался в молчание. Гуннар держался в стороне – отходил подальше, на правый берег озерца. Мой брат сильно изменился. Когда-то он так и лучился лихостью и самодовольством, а теперь стал скромным и даже немного робким. Это началось с нападения ледяного воина. Да уж, с тех пор он походил на тень себя прежнего.

Я часто пытался навести мосты, поговорить с ним о том, что ему нравилось, – о войне и об оружии, – но он меня явно избегал. Тогда я отказался от этих попыток и с тех пор общался только с Сигрид.

Мы тайно договорились о помолвке, просто между собой, не дожидаясь согласия родителей. Ее папа и мама обитали на севере, в Аггафьорде, а у моих сейчас были другие заботы.

Мы с Сигрид