Наследник Воли - Александр Горин

class="p1">Когда Гордей Семенович отпил из фужера и посмотрел на меня, я почувствовал первый, пробный импульс. Не грубый, но невероятно плотный. Он искал не слабость, а точку входа для подчинения. Это «Печать Рода» — подсказала мне память прежнего Ярослава. Пытаются наложить ментальнвиое клеймо. Сделать вассалом в своей системе.

Активировать «Кокон» — мой основной протокол ментальной защиты, многослойный щит. Первым делом я развернул внешний слой — «Шум». Он создавал вокруг моего сознания хаотичные вибрации, искажающие и рассеивающие любые попытки сканирования.

Импульс Гордея заблудился в этом шуме, не сумев зацепиться. Но давление не ослабевало. Мой первый слой защиты его пока держит. Но это только начало. Он разогревается.

— Союз наших домов должен быть крепким, — произнес Гордей Семенович, и его слова обрели вес. — Основанным на взаимном понимании и… единстве воли.

Его атака усилилась, превратившись в штурм. «Печать рода» — техника ментального подчинения — давила на мое сознание, пытаясь найти брешь. Сильнее, чем я ожидал. Старик сохранил мощь. Нельзя держаться только на «Шуме».

Углубить «Кокон». Средний слой — «Зеркало». Переход на второй слой требовал колоссальной концентрации. «Шум» стабилизировался, а за ним возник отражающий барьер, предназначенный для отражения направленных ментальных атак обратно на атакующего.

Давление Гордея, встретив идеальную поверхность, частично развернулось и ушло в него самого. Он едва заметно вздрогнул, его пальцы сжали край стола. В его глазах мелькнуло изумление.

Попало. Хорошо.

Я сохранял маску полного спокойствия, словно гладь озера, не дрогнувшая от брошенного в нее камня. Поднес бокал к губам, сделал небольшой глоток, глядя на Гордея поверх края стекла. Ни единой мышцы на моем лице не дрогнуло, ни один мускул не выдал чудовищного напряжения, с которым мой «Кокон» парировал его штурм.

Для него эта картина должна была быть полной загадкой, и я видел, как в его глазах, поверх изумления, медленно поднимается буря недоумения и аналитической ярости.

Он не видел противника. В этом был главный секрет.

«Безмолвный шаг» делал мое ментальное присутствие призраком, фоновым шумом, в котором тонули любые попытки нащупать опору для его «Печати». Он давил не на волю, а на пустоту, которая странным образом не поддавалась и к тому же отвечала уколом отраженной силы.

Его разум, отточенный в традиционных школах Волеведения, искал знакомый почерк — грубую силу Орловых, изощренность Волынских, что-то узнаваемое. Но мой «Кокон» был чужеродной технологией, чистой, безэмоциональной механикой, лишенной родового кода. Это сбивало с толку, ломало шаблоны.

А еще на руку мне играло его предубеждение. Годы абсолютной уверенности в том, что Ярослав — пустота, бездарь, создавали в его сознании непреодолимый барьер. Проще было предположить некую причудливую, пассивную особенность моей психики, «дурную наследственность» вырождающегося рода, чем в один миг признать, что перед ним человек, чья ментальная техника превосходит его собственную.

Гордей Семенович медленно поставил бокал. Его пальцы сжали ножку так, что костяшки побелели. Его взгляд, тяжелый и пристальный, как свинец, впивался в меня, пытаясь разгадать загадку. Он анализировал.

И пока он анализировал, я видел, как в глубине его глаз растет не просто подозрение, а та самая, знакомая мне по прошлой жизни, профессиональная жадность получить этот необъяснимый феномен.

Именно в этот момент Глеб, видя замешательство отца и мою непоколебимую, как ему казалось, наглость, не выдержал. Его собственное, более грубое и прямое поле ярости, и без того клокотавшее на пределе, рванулось вперед, сметая осторожность.

Его грубая ментальная дубина обрушилась на мой средний слой защиты «Зеркало». Удар был огромной силы, но не очень концентрированным. «Зеркало» выдержало, отбросив часть энергии обратно. Глеб ахнул и откинулся на спинку стула, на мгновение ослепленный собственным натиском.

И тогда в бой вступила Агриппина Петровна. Ее атака была иной — бесчисленные тонкие щупы. Память прежнего владельца снова выдала мне название ее техники — видимо, это были теоретические знания Ярослава из Волеведения. Мать Лады применила «Цепи повиновения». Они не ломали защиту, а пытались обойти ее, чтобы опутать мою волю.

Тактика роя. Изматывать, находить слабину. Профессионально. Почти как в Центре.

И вдруг — холодный укол в периферии сознания. Снова появился тот самый следящий сигнал, пси-конструкт. Как тогда при атаке Владимира. Призрачный наблюдатель, висящий в энергетическом эфире. Его никто не заметил, кроме меня.

И кроме Лады. Она резко напряглась, ее взгляд метнулся в пустой угол выше меня, пальцы непроизвольно сжались. Интересно. Она чувствует его. А другие нет. Запомнить, расспросить позже.

Но вот что еще интереснее — следящий контур не видел меня. Безшумный шаг работал, делая мое психическое присутствие невидимой для его сенсоров. Но теперь мне пришлось отвести еще часть сознания на дополнительное постоянное экранирование от этого незваного гостя, держа его в буферной зоне, где его «взгляд» скользил мимо, не задерживаясь.

Гордей Семенович и Глеб ударили снова. Но теперь по-другому. Их атаки слились в единый, изощренный тандем, использующий саму суть их магии Крови.

Гордей не стал бить снова техникой ментального подчинения. Вместо этого я почувствовал, как его воля просочилась сквозь «Зеркало» не для подчинения, а для анализа. Он применил «Кровавое заклятье» (память Ярослава мне опять вытолкнула название техники в мое сознание), но не на меня напрямую — у него не было моей крови.

Он использовал его на… самом себе.

Он принудительно ускорил собственный метаболизм, сжег часть жизненной силы, чтобы многократно усилить следующую атаку. И этот усиленный импульс был направлен теперь не на мой щит, а в пространство вокруг меня. Он создал зону чудовищного ментального давления, сжимающую мое поле сознания, пытаясь раздавить его, как прессом.

Одновременно Глеб, видя маневр отца, он обрушил на меня технику «Резонанс». Его удар тоже был нацелен не в мое «Зеркало», а в сам воздух вокруг меня, в стол, в пол под моими ногами. Он вызвал вибрации, которые передавались на физическое тело, сотрясая кости, сбивая дыхание, нарушая кровоток.

Мое «Зеркало», идеальное против ментальных атак, было беспомощно против этой физиологической диверсии. Мое тело затряслось, концентрация дрогнула. А «Цепи» Агриппины в это время обвивались вокруг моей воли, как лианы, пользуясь малейшей слабиной.

Комбинированная атака. Гордей жертвует ресурсами, создавая область высокого давления. Глеб бьет по физическому носителю, пытаясь сорвать концентрацию. Агриппина ловит момент для захвата. Профессионально. "Зеркало" не отражает это. Оно парирует направленные ментальные импульсы, а не физические вибрации и не зональное давление.

Тройное давление становилось невыносимым.

Голова раскалывалась от боли, и сквозь это ментальное месиво до меня дошла страшная ясность.

Так. Действуют вместе. Синхронно. Это не спонтанная вспышка гнева. Это спланированная операция. Они договорились. Заранее.