Наследник Воли - Александр Горин

— Отец ждет тебя в кабинете, — бросил он мне вслед с плохо скрытой досадой.

Интересно. Отец ждал. Это было ново.

Я прошел в кабинет. Григорий Вячеславович стоял у окна, спиной ко мне. Он обернулся, и я увидел в его глазах сильный интерес и нетерпение.

— Ну?

— Я все сделал как надо, — отрапортовал я ровным голосом. — Багрецовы согласны на брак.

Его лицо озарила редкая улыбка, больше похожая на гримасу удовлетворения. Он коротко кивнул, оценивающе глядя на меня.

— Наконец-то от тебя хоть какая-то польза.

Игнорировать укол. Пререкания нецелесообразны. Мне нужен доступ к архивам.

Я достал из внутреннего кармана кафтана плотный желтоватый конверт, от которого все еще тянуло слабым запахом сургуча.

— От Багрецовых, — сказал я и передал конверт отцу. — Условия брака.

Тот молча взял письмо, грубо сломал печать и развернул лист. Его глаза быстро пробежали по строчкам. Сначала его лицо было сосредоточенным, но чем дальше он читал, тем выше у него поднимались брови. Он не дочитал до конца, резко поднял на меня взгляд — удивленный, как будто увидел меня с новой стороны.

Потом, не говоря ни слова, прошел к столу, тяжело опустился в кресло и, положив локти на стол, потер пальцами лоб. Снова взял письмо и на этот раз дочитал его до конца, после чего медленно отложил листы в сторону.

Я стоял и ждал. Мой радар улавливал бурлящую смесь возмущения, отрицания и откровенного изумления. Явно, что условия, которые выдвинули Багрецовы для отца слишком…

Он наконец поднял на меня взгляд, его лицо было серьезным. Похоже, что он принял решение.

— Все отменяется. Мы не будем играть эту свадьбу.

Глава 7

Так. Отец объявил, что свадьбы не будет. Полный разворот стратегии на сто восемьдесят градусов. Все мои расчеты, вся выстроенная логика интеграции рушились одним махом. Без статуса мужа доступа к архивам Багрецовых мне не видать.

Требуются данные для анализа. Запросить.

— Обоснуй решение, отец, — спокойно сказал я.

Отец с силой швырнул письмо на стол.

— Они пишут, что ты проявил скрытый дар! Требуют, чтобы я, для защиты их дочери и укрепления союза, обучил тебя Волеведению, секретам рода, особенно настаивают на доступе к архивам предков. Я не дурак, Ярослав! Они хотят через тебя выудить наши родовые тайны! А ты…

Он вдруг сгорбился, его возмущение резко исчезло, взгляд стал отрешенным. Через несколько секунд он продолжил:

— Владимир — полная посредственность в Волеведении. Я думал, хоть один из моих сыновей… Хоть ты… Но ты еще хуже брата. Сколько я ни пытался вбить в тебя азы, ничего. Кристалл на испытаниях показал пустоту. А они пишут о мощном даре, да еще и тебя научить Воле! Смешно.

В его голосе звучало глубокое разочарование. И за ним — тень того самого горя, о котором я уже догадывался.

Взгляд Орла зафиксировал сложный клубок эмоций. Глубоко под слоями разочарования и апатии тлел крошечный уголек — не надежды, нет, а жажды избавления. Избавления от груза вины, от стыда за вырождение рода, от мучительного вопроса: ради чего он потерял ту, кого любил?

Он отчаянно хотел поверить, что хоть что-то еще можно исправить. Этому угольку не хватало лишь малой искры.

Прямое отрицание бесполезно. Нужно предложить новую стратегическую картину. И дать ту самую искру.

— Она бы не опустила руки, — произнес я тихо, глядя ему прямо в глаза. — Мама верила, что сила — это не только грубая мощь. Она верила в стойкость. В волю, которая проявляется не в кристалле, а в поступках.

В этот момент я отпустил контроль. Не полностью, лишь на мгновение, сняв слой Безмолвного шага. И одновременно с этим направил ментальное внушение Шепот в тот самый тлеющий уголек. Я усилил в нем это желание избавления, эту почти забытую потребность увидеть шанс.

В воздухе между нами завибрировала энергия: твердая, незыблемая, как скала. Я не атаковал и не защищался. Я просто был. Я выпустил волю.

Григорий Вячеславович замер. Его пальцы, лежавшие на столе, непроизвольно сжались. Он почувствовал силу присутствия. То, чего не мог показать никакой кристалл. Его дыхание прервалось. Уголек, раздутый Шепотом, вспыхнул ярким пламенем в его глазах, сжигая на мгновение его разочарование и потерю веры.

— Они… они тебя проверяли, правда? — его голос был хриплым, он почти шептал. — И нашли? Нашли спящий дар?

— Да, отец, — подтвердил я. — Проверь сам.

Я ослабил щит еще на долю, позволив контролируемой части своей воли, подобно ровному, мощному течению, выйти на поверхность.

Его осторожный ментальный щуп коснулся этого потока. И я увидел, как его лицо преобразилось. Скепсис рухнул, сменяясь шоком, затем жадным, почти болезненным пониманием. Он вдруг увидел во мне потенциал. Глубинный, нерастраченный, тот самый фундамент, о котором он не мог и мечтать.

— Они хотят через тебя выудить наши родовые тайны! — повторил он.

Последнее сомнение. Подавить своей уверенностью.

— Они ничего не получат, — отсек я четко. — Я научусь контролировать свой дар, чтобы использовать его для защиты нашего рода, а не для его разграбления. Знания останутся во мне. И только я решу, как их применять.

Он замер, его взгляд метнулся от меня к письму и обратно. Я видел, как в его сознании борются годами накопленное недоверие и вспышка надежды. Он заколебался.

Почти готов. Запросить книги.

— Отец, — сказал я. — Мне нужны книги Волеведения. Мне нужно понять, как это работает. Хочу опробовать свою волю на практике.

Он замер, и я увидел в его глазах борьбу. Скепсис, въевшийся в плоть за годы разочарований, схлестнулся с тем крошечным угольком надежды, который я разжег сегодня. Его пальцы сжали край стола.

— Книги… — он произнес это слово с горькой усмешкой. — Тебе? Я даже Володе не дал. Боялся, что он, дурак, сломает себе хребет об эти знания. А ты… Ты и так едва не сломался у Багрецовых. Хоть и прошел их проверку… и они уверены, что у тебя есть дар… и я почувствовал тоже…

Его взгляд скользнул по мне, оценивающий, тяжелый.

— Она бы дала, — тихо, больше самому себе, сказал он. — Анна… она всегда верила, что в вас есть стержень. Мечтала о сильных сыновьях, которые возвысят род.

Он сглотнул, и его плечи опустились под грузом воспоминаний

— А я… я видел лишь слабость. И боялся. Боялся, что вы не справитесь. Что я вас погублю, как…

Наступила напряженная тишина. Я не мешал ему, я незаметно помогал ему принять нужное мне решение. Мне НУЖНЫ эти книги, дай их мне. Это надо ТЕБЕ.

Наконец, он выдохнул,