Африканский рубеж - Михаил Дорин

Спину обжигают языки пламени из грузовой кабины. А высоты практически нет. Сквозь дым и огонь вижу, на радиовысотомере цифру 30 метров, а что за остеклением кабины разглядеть невозможно.

Только садиться, чтобы можно было экипажу прыгнуть. Но как, если почти ничего не видно.

Пытаюсь сбалансировать вертолёт, но он вибрирует. Температура растёт, и ладони обжигает языками пламени.

РИта сходит с ума, а в нос продолжает бить запах гари.

Рычаг «шаг-газ» бросаю вниз до упора. Он перемещается с усилием и, как показалось, с каким-то странным скрежетом, но стрелка оборотов НВ, как бы помедлив, пошла в обратную сторону.

— 910-й, подбит! Два двигателя вста… — прозвучал в эфире доклад ведомого, но концовку он не проговорил.

Дышать уже невозможно. Руки и ноги из последних сил пытаются посадить этот горящий вертолёт. В наушниках прозвучал сигнал опасной высоты.

Невыносимый жар по всему телу. Так хочется уже просто плюхнуться на землю, чтобы закончить с этим пожаром!

Жуткий удар откуда-то снизу. Звон в ушах, и отовсюду посыпалось остекление фонаря кабины. Ещё удар, и меня начинает болтать в кабине. Всё вокруг вибрирует, мигает и горит.

А потом тишина. Будто кто-то поставил весь мир на паузу.

И вновь всё завертелось. Меня выбросило из кабины, и я летел кувыркаясь и чувствуя, как что-то внутри меня ломается, но мозг отказывался воспринимать боль.

И это всё, что я могу сейчас вспомнить, преодолевая каждый сантиметр земли.

Дышать тяжело. Губы щиплет, а кожа горит. Воздух, который сейчас обдувает лицо обжигающий. Я полз от этого смертоносного, пылающего монстра, который ещё секунду назад был моим верным товарищем.

Каждое движение — это новая волна боли, которая прокатывается по всему телу. Я не чувствовал рук, ног. Я чувствовал лишь раздирающую боль, словно каждый нерв был обнажён и тёрся о горячий песок.

Каждый вдох, как глоток раскалённого масла, которое обволакивает лёгкие изнутри. Мир сузился до этого ощущения. До пульсирующей, всепоглощающей боли. До жгучего воздуха, который я с трудом втягивал. Туман перед глазами становился всё гуще. Я не видел склона, не видел горящего вертолёта.

А потом… вспышка. Ослепительная, пронзительная. И внезапно — тишина. Такая полная, такая абсолютная, что казалось, я растворился в ней. Не было звуков, не было боли. Только пустота.

Перевернувшись на спину, я скинул с себя защитный шлем и смотрел в безмятежное небо. В это момент так жить захотелось, как никогда раньше.

— Сюда! Вот он, — услышал поблизости громкий голос.

Секунда и надо мной нависла чья-то тень. Чувствую, как незнакомец склоняется надо мной. Слышу его прерывистое дыхание и клацанье автомата.

— Подожди. Жетон сорви, — говорит кто-то другой.

Пытаюсь поднять руку, но сил нет совсем. Почувствовал, как к шее кто-то прикоснулся пальцами и вытащил у меня жетон. Слабый рывок, и верёвка порвалась. Где-то за спиной раздался звон металла, ударившегося об камень.

Тут же почувствовал, как меня подхватили подмышки и куда-то поволокли. Пытаюсь встать ногами, но они совсем ватные.

Глава 6

Боль вернулась, но уже другая. Немного тупая, ноющая. Она пронизывала всё тело. Я чувствовал, как меня куда-то несут. Потом как что-то холодное и гладкое касается кожи.

— Он сильно надышался. Что это за одежда на нём, что не сгорела полностью при пожаре⁈ — чей-то приглушённый голос звучал над ухом, будто бы я опустил голову в реку и слушаю звуки под огромной толщей воды. Той самой, от которой меня сейчас мучает жажда. Тело ещё продолжал бить озноб.

И тут яркий свет. Слишком яркий и резкий. Он бил прямо в глаза, заставляя жмуриться.

— Что… где я? — с трудом проговорил я, выдавливая из себя слова.

Но мне никто не ответил. Похоже, что надо мной сейчас продолжают колдовать врачи в госпитале.

— Удивительно. Как он вообще выжил и ещё посадил вертолёт⁈ Железный человек.

— Нет, железо ломается, а этот не сломался.

Вокруг меня различных голосов было несколько. Все они слились в единую звуковую дорожку.

— Где мы? — промычал я.

— В укромном месте. Не разговаривай, — ответил человек, склонившийся надо мной.

И вновь какие-то бормотания и команды. Чьи-то руки постоянно мелькают перед глазами. Они были повсюду, осторожно, но уверенно исследовали моё тело. Я чувствовал, как чем-то холодным и влажным, обрабатывают пострадавшие участки моей кожи.

Я не мог видеть свои ладони, но чувствовал, как кожа натянулась, словно плотная резина. Шея тоже горела, каждый поворот головы давался с трудом.

— Ожоги второй степени. Кисти рук, шея… Лицо на удивление не затронуто. Красавчик! — донёсся чёткий, спокойный голос.

В какой-то момент что-то острое пронзило кожу в районе локтевого сгиба. И через какое-то время боль начала отступать. Становиться более терпимой. Туман перед глазами стал рассеиваться. Я смог приоткрыть веки.

Опыт возвращения с «того света» у меня уже был. И, надо сказать, в этот раз всё прошло гораздо больнее. Я моргнул и смог сфокусироваться.

Надо мной был белый потолок с вращающимся вентилятором. Запах медикаментов был еле уловим. Зато весьма сильно пахло… морем.

— Что-то не так, — тихо сказал я, пробуя подняться.

Моё тело отозвалось тупой, ноющей болью. Похоже, что действие обезболивающих начинает проходить. Чувство было такое, будто меня протащили через полосу препятствий, а потом меня окунули в ледяную воду.

Я был в одних спортивных штанах синего цвета. Руки были забинтованы. Пальцы спокойно шевелились, и я провёл ими по лицу. Судя по щетине, с бритвой я «не общался» как минимум неделю. Гематомы на теле почти сошли, мелкие ссадины затянулись. Удивительно, что я не переломался, когда вылетел из вертолёта. Считай, в рубашке родился.

Голова слегка закружилась. Будто одним кадром перед глазами пролетели все события последних… неизвестно сколько времени прошло с момента крушения. Может я вновь совершил прыжок в чьё-то тело?

Заход на посадку, взрыв, падение вертолёта и огонь в кабине — всё это крутилось в голове, как навязчивая мелодия. Но запах… Запах моря был слишком сильным, слишком реальным, чтобы быть просто галлюцинацией.

— Фух, — выдохнул я и посмотрел по сторонам.

Комната имела мало общего с больничной палатой. Никаких стерильно-белых стен, никаких пищащих медицинских приборов.

На полу лежал старый, слегка потёртый ковёр. У стены стояли массивный шкаф, тумбочка и стол из тёмного дерева. На стене висела выцветшая картина с морским пейзажем, выполненная в классическом стиле. Всё было аккуратно, чисто, но совсем не по-больничному. Больше похоже на санаторий.

Я поднялся и сел на край кровати. У прикроватной тумбочки стояла капельница с какими-то растворами. И только она попалась мне на глаза,