Африканский рубеж - Михаил Дорин

Кеша, стоявший рядом, тихонько дёрнул меня за рукав.

— Сан Саныч, он сейчас так и к размахиванию кулаками прибегнет.

Я направился к командиру полка, отправив Кешу к нашему вертолёту. Вообще, нашей эскадрилье повезло. Все вертолёты, к счастью, стояли чуть поодаль.

— Товарищ полковник, разрешите обратиться — позвал я Никитина, стараясь говорить спокойно, но твёрдо.

Виктор Юрьевич обернулся, но его взгляд был по-прежнему полон ярости.

— О, Сан Саныч! Ты же мне говорил! Говорил, что тут опасно! А я… я что, слепой, что ли⁈ Вот, смотри! — начал разводить он руками и подошёл ко мне ближе. — Чего пришёл, Клюковкин⁈ Позлорадствовать! Вот и свободен. Мне тут зрители не нужны.

Он махнул рукой в сторону покорёженных вертолётов. Я подошёл к Виктору Юрьевичу ближе, не сводя с него глаз.

— Вы бы сопли подобрали, товарищ подполковник. А то на них поскользнуться можно. Лучше думайте, как вы будете выполнять боевые задачи. У вас много вертолётов теперь «не в строю». И это только ваша преступная халатность тому виной.

Никитин злобно зыркнул на меня и отвернулся. Постояв несколько секунд, он сплюнул на бетонку, сел в машину и уехал в сторону КДП.

Его заместитель только развёл руками.

Я взглянул на часы. До вылета было ещё немного времени, так что я решил осмотреть весь масштаб предстоящего «грандиозного шухера».

Первый Ми-8, который был ближе всех к полосе, выглядел просто ужасно. Вся передняя часть фюзеляжа, от кабины пилотов до середины, была смята, как будто кто-то гигантской рукой прошёлся по металлу. Краска была содрана. Лопасти несущего винта были сломаны, а одна была полностью согнута под прямым углом. Передняя стойка шасси была вывернута. А сам вертолёт накренился набок.

Рядом стоял второй Ми-8. Повреждения были не столь критичны, но тоже значительны. Хвостовая балка была сплющена, и вертолёт опасно накренился на левый борт. Лопасти несущего винта были погнуты.

Пострадал и Ми-24. У него была смята хвостовая балка. Рулевой винт упёрся в землю. Казалось, что и этот борт уже не подлежит быстрому ремонту.

Дальше я не пошёл, но и там картина была печальная. Про повреждения Ан-24 и вовсе нет смысла говорить.

Судя по всему, он порвал пневматик на левой основной стойке при посадке. При этом накренился влево и начал уходить с полосы. Лётчик самолёт не удержал и всё сшиб.

— Повреждения серьёзные, товарищ майор, — сказал мне инженер, держа в руках обломок лопасти одного из вертолётов, подводя Никитина к одному из вертолётов.

— Главное, что никто не погиб, — ответил я, нагнувшись к земле.

Под ногами было много обломков, но мне на глаза попалась рукоятка от блистера Ми-8. Я взял её и покрутил в руке. За спиной вновь скрипнули тормоза УАЗика.

Выпрямившись, я повернулся на звук двигателя автомобиля. Это был УАЗик Никитина. Сам же Виктор Юрьевич вылез с пассажирского сиденья и пошёл дальше по стоянке. Бросив на меня злобный взгляд, он прошёл мимо и ничего не сказал.

— Ты видел, что осталось от техники⁈ Сколько ждать запчасти⁈ Сколько времени уйдёт на ремонт⁈ Нам нужно выполнять задачи! — объяснял Никитин своему заместителю на ходу.

— Я понимаю. Но искать виноватых — дело неблагодарное. Сейчас нужно оценить ущерб и понять, что мы можем сделать.

Больше мне на месте происшествия делать нечего. Мне стало ясно, что Никитин «сопли подобрал» и теперь ему разгребать эту проблему. А ещё ясно, что в Джелалабад уже собирается комиссия. Наверняка приедут и из Кабула, и из Ташкента.

Через несколько минут мы запустились парой и начали руление к полосе.

— 902-й, Омару. Повнимательнее на взлёте. С полосы самолёт ещё не убрали, — подсказал мне руководитель полётами.

— Понял. Разрешите, мы по рулёжке разбежимся, — запросил я и получил разрешение.

Вертолёт начал разбег. Скорость растёт, а хвост уже начинает подниматься.

— Отрыв! — произнёс я по внутренней связи.

Мы поднялись в воздух. Сначала, как и всегда, над аэродромом, начали набирать высоту. Я видел, как под нами проплывает стоянка с разбитыми вертолётами. Ан-24 всё ещё стоял на полосе, и вокруг него суетились люди. Надо переходить уже в более энергичный набор, но не тут-то было.

— Саныч, давай в горизонте, — сказал Кеша по внутренней связи.

На контрасте с разбитыми вертолётами и самолётом, из воды в одном из бучило нам приветливо махали несколько девушек в открытых купальниках. Тут-то и проснулся наш мужской инстинкт.

— Саныч, ну пониже-пониже. Это ж с этого… Во-во! — радостно «замурчал» Кеша, когда я начал разворот рядом с местной купелью.

Всё бы хорошо, да только мне ведь некогда смотреть.

— Извини друг, но нам по заданию работать надо, — сказал я улыбаясь.

Взгляд быстро переключился на то, что раскинулось перед нами. Пейзаж изменился до неузнаваемости. Горы, величественные и суровые, предстали во всей своей красе. Они были не просто холмами — это были исполины, поднимающиеся к самому небу. Склоны, покрытые скудной растительностью, переходили в отвесные скалы, испещрённые ущельями и трещинами. Камни здесь были разного оттенка: от охристо-коричневого до тёмно-серого, почти чёрного. Солнце, только что слепившее на аэродроме, на высоте приобрело мягкость. Оно освещало горные хребты, создавая игру теней и света, подчёркивая их рельеф.

— Сан Саныч, ну ты глянул, какая красота⁈ — спросил меня Кеша по внутренней связи.

— Ты про горы или про что-то другое? — посмеялся я.

— Можно сказать и про «горы», и про ложбинку. Ты ж видел у мадам из строевого. Там все три «единицы» с хвостиком.

Ну Кеша! Я ж два месяца Тосю не видел и женского тепла не чувствовал. А тут он напоминает о мужских потребностях

— Я бы дал четыре. Давай до дома потерпим. Нас девочки ждут, как-никак.

— Согласен. Но ты видел, какие у этой дамы они большие⁈ Ну «горы», — продолжал меня терроризировать Иннокентий.

— Кеша, смотри на обычные горы, — решил я остановить этот разговор о женских прелестях.

Обсудив размерность зоны декольте некоторых девушек, мы вернулись к полёту.

Слева на горизонте, виднелись вершины, ещё покрытые остатками снега, несмотря на жаркий день.

Мы начали лететь вдоль границы, разыскивая по предполагаемым маршрутам караваны душманов.

— 12-й, здесь ниже пройдём, — произнёс я в эфир, опуская рычаг шаг-газ.

— Понял. Справа на месте, — ответил ведомый.

Внизу под нами, протянулась одна из основных рек Афганистана — Кунар. Среди гор ещё несколько речушек, которые сливались с этой волной артерией.

Их вода была бирюзовой, почти изумрудной, прозрачной, и на солнце сверкала, как драгоценные камни. Эти реки пробивали себе путь сквозь скалы, образуя узкие каньоны. Местами река была спокойной, зеркальной, отражая синее небо и