Литания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

все это, что Киприда, любя их, не питает любви к их занятию? Воодушевляющая догадка… воодушевляющая и, вполне вероятно, верная. Как жаль, что о Киприде ему известно до обидного мало, да и об Иносущем он до сих пор пребывает в прискорбном неведении, хотя Иносущий показал ему столь многое, а Киприда накануне вечером поведала кое-что о себе – особенно о собственных отношениях с Пасом!

Утерев лицо, Шелк полез в платяной шкаф за чистой рубашкой и вспомнил, что патера Ремора не менее как приказал ему озаботиться приобретением новой одежды. Ничего, при карточках, оставшихся от прощания с Дриаделью, это труда не составит.

Гиацинт придержала его рубашку, помогла одеться, несмотря на поврежденную руку…

Опомнившись, Шелк обнаружил, что, вместо того чтоб бежать вниз, в мантейон, к сибиллам, сидит на кровати, подперев подбородок ладонями, а голову его кружат мысли о Гиацинт. Как же она прекрасна и как добра! Как чудесно было сидеть с нею рядом по дороге к могиле! Да, в свое время он умрет – все люди смертны, и она тоже, – но к чему, к чему им умирать в одиночестве? Слегка потрясенный, он вдруг осознал: сон его – вовсе не праздные шалости ночи, а наверняка послан кем-либо из богов, вне всяких сомнений, Иераксом, также фигурировавшим в сновидении (что само по себе практически равноценно собственноручной подписи) с полупрозрачным духом Дриадели в руках.

Вновь исполнившись радости, Шелк поднялся и выхватил из платяного шкафа свежую рубашку. Кровь назвал Иераксом ручную птицу, то есть совершил преднамеренное святотатство. Он, Шелк, убил эту птицу или, по крайней мере, дрался с нею и стал причиной ее гибели. Посему Иеракс благосклонен к нему – благосклонен с тех самых пор, ибо ниспослал ему не только сон, полный собственных символов, но и прощание с Дриаделью, принесшее мантейону изрядный доход. Кто после этого упрекнет Иеракса в неблагодарности?!

Ризы, в которых он ходил накануне, здорово пропотели, да еще оказались обильно испачканы запекшейся кровью, однако чистых им на замену у Шелка не было. Отыскав платяную щетку, он принялся за дело, да с таким рвением, что пыль поднялась до потолка.

Вылепленные из глины (причем изначально, согласно одному довольно сомнительному стиху из Писания, не кем иным, как Иносущим), люди в итоге вновь обращаются в пыль. Рассыпаются пылью и, правду сказать, слишком уж, чересчур быстро… и, помнится, сия отрезвляющая мысль приходила Шелку в голову еще накануне, под конец прощания с Дриаделью, когда он завинчивал крышку ее гроба.

А Синель помешала ему, поднявшись, будто… будто…

Увы, подходящее сравнение никак не давалось в руки. Тогда Шелк постарался воссоздать вчерашнюю сцену в уме. Синель… рослая, выше большинства мужчин, с тугими огненными кудрями, широкая в кости, плоскоскулая, полногрудая… неловкие, дерганые движения деревянной куклы, простое синее платье…

Нет. Не синее – черное, как и положено. Откуда же взялось синее? Может, из воспоминаний о первой встрече, у тела Дриадели? Тоже нет, там было зеленое… да, точно, зеленое.

Игрушка Бивня! Вот оно! В самую точку. Правда, ее Шелк никогда не видел (тут он заработал щеткой усерднее прежнего), однако не раз видел похожие – суставчатые фигурки, управляемые четырьмя нитями на деревянной крестовине. Кукла Бивня была одета в нарисованный синий плащ, а Синель поначалу двигалась в точности как такая игрушка, словно богиня еще не выучилась управляться с нитями. И говорила, кстати, не лучше Орева…

Неужели даже богине приходится учиться, осваивая нечто непривычное? Вот уж, поистине, новость!

Но обучалась богиня, по всему судя, быстро: к приходу патеры Реморы выучилась метать Мускусов нож лучше самого Мускуса. Мускуса, накануне вечером урезавшего срок выкупа мантейона до какой-то жалкой недели. Мантейон… быть может, мантейон и не стоит спасения, но Иносущий наказал спасти его, а значит, Шелк должен, обязан его сохранить.

Да, положение аховое. Что делать, что предпринять сегодня? Времени исчезающе мало, и тратить его понапрасну нельзя. Сегодня нужно каким-то образом вытребовать у Крови побольше времени… либо где-то добыть большую часть этой чудовищной суммы, если не всю ее целиком.

С этими мыслями Шелк хлопнул по карману брюк. Иглострел Гиацинт оказался на месте. Припав на колено, Шелк вытянул из-под кровати денежный ящик, отпер дверцу, извлек азот, спрятал его под рубашку, запер ящик, вернул ключ на место, а опустевший ящик отправил назад, под кровать.

– О Меченосная Сфинга, – пробормотал он, – не забудь слуг своих, живущих мечом и от меча умирающих!

Конечно, эта молитва предназначалась для стражников, но Шелк решил, что ему она подойдет по меньшей мере не хуже.

Когда Шелк, следуя за майтерой Розой, с майтерой Мрамор и крохотной, хрупкой майтерой Мятой за спиной, вышел из мантейона боковой дверью, Синель ожидала в саду.

– Шелк… хор-роший! – объявил Орев с ее плеча и перепрыгнул на плечо Шелка.

Увы, майтера Роза шла впереди, а посему оценить выражение ее лица Шелку не удалось. Возможно, сибилла и вовсе не заметила воскресшей птицы.

– Я было думала пригласить тебя, Синель, присоединиться к нам, но ты так сладко спала…

Синель улыбнулась:

– И очень рада, что ты воздержалась, майтера. Устала я жутко… но позже украдкой заглянула к вам. Надеюсь, вы меня не заметили.

– Вот как? – с ответной улыбкой (то есть подняв лицо кверху и склонив голову чуточку вправо) удивилась майтера Мрамор. – А отчего же не вошла помолиться с нами? Это вполне позволительно.

– Со мною был Орев, а он испугался… да и вы все равно уже заканчивали поминовение.

Шелк кивнул собственным мыслям. От Киприды в лице Синели не осталось ровным счетом ничего, и солнце, уже палившее вовсю, его отнюдь не щадило, однако слова «поминовение» Синель не знала наверняка.

– Надеюсь, минувшим вечером Синель не доставила тебе особых хлопот, майтера? – спросил он.

– Нет-нет, никаких хлопот. Совершенно никаких. Однако сейчас прошу меня извинить: вскоре сбегутся детишки. Нужно отпереть двери и еще раз обдумать урок.

– Боюсь, в моем присутствии ей беспокойно, – заметила Синель, глядя вслед спешащей прочь сибе. – Ей и хотелось бы относиться ко мне хорошо, но она опасается, как бы я не совратила тебя с пути истинного.

– В твоем присутствии мне самому беспокойно… Синель, – признался Шелк.

Тут оба заметили майтеру Мяту, потупив взгляд, дожидавшуюся завершения их разговора в пятнистой, прореженной лучами солнца тени беседки.

– Ты хочешь о чем-то поговорить, майтера? – понизив голос, осведомился Шелк.

Майтера Мята, не поднимая глаз, отрицательно покачала головой.

– Быть может, тебе хочется попрощаться с гостьей? Говоря откровенно, я не уверен, что ей не придется остаться у вас, в киновии, еще на одну ночь.

И тут майтера Мята впервые за все время знакомства действительно поразила Шелка до глубины души.

– Мне с тобой