Бес лести предан - Элиот Лилит

Бумага была подписана неясным «ген», в котором они с Александром предположили «генерального секретаря». Но если в ночных видениях есть хоть крупица истины…

«То «ген» – это «генерал»».

Генерал, которого мадам Шевалье якобы видела один раз в жизни. Генерал, одерживавший одну невозможную победу за другой. Генерал, созывавший к себе орды бесов по щелчку пальцев. Генерал, который так интересовал Германа.

Генерал Бонапарт.

Алексей не колебался ни секунды. Его тьма потянулась к тьме в руке госпожи Шевалье. Это было легко – он знал эту тревожную черную ноту, слышал ее за тысячи верст. Он мог проследить ее сквозь царство теней, припав черными губами к черному цветку на сгибе чужого локтя.

Мадам Шевалье вздрогнула, забилась в его руках, но Алексей не позволил ей вырваться.

«В чем дело? – раздался в голове знакомый холодный голос. – Я не…»

Другая картина заслонила бальный зал: походный штаб. Он почувствовал, как обмякшая мадам Шевалье выскальзывает из рук тряпичной куклой. Вокруг заголосили, Алексей и слышал, и не слышал. Мир разделился: он был в двух местах одновременно. В первом – его обступили взволнованные вельможи. Во втором – вокруг сидели военные, разом обернувшиеся, когда он вскочил на ноги.

– В чем дело? – удивился чернявый красавец, чьи губы были созданы для шальных улыбок и поцелуев, а не встревоженных гримас. – Что-то стряслось?

– Кто-нибудь, приведите лекаря! – завопили над ухом. – Мадам Шевалье плохо!

– …Нет, ничего, – он медленно опустился на свое место. – Всего лишь небольшая неурядица на другом конце света.

Собравшиеся неуверенно заулыбались, не понимая, шутит он или нет. Все, кроме одного:

– Опять что-то во Франции? – нахмурился мужчина с сухим, будто вырезанным из железа лицом.

– Если бы то, что происходит во Франции, можно было назвать «небольшой неурядицей», я спал бы спокойно, даже вздумай кто-нибудь снова ткнуть меня шпагой во сне. Увы, все куда хуже. Для этого я вас и собрал. Нам нужно обсудить…

– Алексей Андреевич, да что же вы столбом стоите? – прорезался сквозь гвалт окрик Нелидовой.

– …не сегодня-завтра эти бестолковые бездари потеряют все, что я добыл для них и за что заплачено жизнями французских солдат. Не вернемся сейчас – возвращаться может быть некуда.

С тревогой Алексей понял, что нигде не видит Германа. Хотя что ученому делать на военном совете?

– Алексей Андреевич! Вы меня слышите?

Он попытался повернуться к Нелидовой и сказать, что все в порядке. Вместо этого с губ сорвалось:

– Я должен идти немедленно. Генерал Клебер примет командование.

– Но не один же ты пойдешь! – взволнованно подался к нему мужчина с цепкими карими глазами. – Это безумие.

– Напротив, – губы раздвинулись в намеке на улыбку. – Безумие, что я ждал так долго. Не тревожьтесь, генерал Ланн, меня одного будет более чем достаточно. Ну а вы последуете за мной своим ходом.

– Но…

– На материке стало слишком неспокойно. Пруссия уже не та, что при Фридрихе Великом, да и Австрия в последнее время не блещет, но объединившись с Россией… Нет, довольно мы ждали. Вы четверо, – он обвел пальцем четырех генералов, – должны вернуться во Францию так скоро, как сможете. А до тех пор…

– Да что же это? – кажется, Нелидова хлестнула его по щеке, но Алексей не почувствовал боли. На другом конце мира он всматривался вглубь себя, сперва озадаченно, затем – с набухающим гневом.

Свет померк, обе картинки исчезли. Голоса размылись в неясное облако и смолкли. Вокруг простерлась бескрайняя черная пустота. И:

– И почему же люди никогда не понимают с первого раза?

Алексей рванулся назад, но что-то удержало его. Нить, цепляясь за которую он пробирался сквозь неизмеримые расстояния, сдавила грудь тяжелой цепью. Сердце затрепетало пойманной рыбешкой. Алексей вспомнил последний сон и заметался еще судорожнее, но горло уже сдавили раскаленные пальцы.

Перед ним стояла Тень. Черная, чернее тьмы вокруг. Алексей попытался оттолкнуть ее, сначала руками, потом мыслями, но ей все было нипочем. Горло сплюснуло так, что в реальности бы уже раздавило трахею, но здесь, где плоть была бесплотна, а черный цвет переливался тысячей оттенков, его лишь пронзила мучительная жаркая агония. Сама ночь смотрела на него мрачными запавшими глазами. Сама смерть.

И Александр был прав – это была та самая Тень с Изнанки.

Он задыхался, он плавился, он корчился от боли. Сопротивлялся, но тщетно. Не вырвешься. Не вскрикнешь.

Он умирал.

Чья-то белая рука раздвинула раскаленное удушье. Холодные пальцы нашли пылающий лоб. И в череп, где корчился от нехватки воздуха угасающий разум, хлынул спасительный свет.

«Александр, – Алексей едва не разрыдался от облегчения. – Он вернулся за мной».

Серебряное сияние ослепило его. Все тонуло в зыбком мареве – мир, мысли, чувства. Будто разом осушил бутылку вина и качался на волнах поплывшего разума. Ангел ласково стирал сажу с его щек. Сажу? Разве он горел? Ах да, в театре…

– Он не приходит в себя, – прошептал ангел. – Вы уверены, что…

– Да, цесаревич именно так и делал. Это должно помочь.

Опять Нелидова…

«Я должен ей сказать!» – подумал он лихорадочно. И тут же: «Сказать что?»

«Конечно нет! Я имел в виду, если бы его величество…»

Горло заполнил желчный смех. Алексей захлебнулся им, утопая в вязком зловонии, проваливаясь глубже и глубже. Пестрой лентой замелькали образы: мальтийские рыцари в черных мантиях, женские туфельки, топчущие войско бумажных солдатиков в прусских мундирах, полная женщина в мужском платье с бессловесным младенцем на руках, холодно сверкающий ледяной дом, звонко хохочущий мальчишка, летящий на санях сквозь зимний лес, бурлящая в гранитных оковах река… И еще ниже – ниже, чем первый камень, заложенный в эти проклятые земли, ниже, чем обвивала колодец черного огня серебряная паутина, ниже – в непроглядную тьму, где властный голос надрывался: «Я не могу умереть сейчас! Слишком многое еще нужно сделать!»

Трясина кончилась. Свободное течение увлекло его, переворачивая на волнах, как бумажный кораблик. Он пронесся мимо камердинера, рывшегося в чужих бумагах, мимо одиноко застывшего на площади цесаревича, мимо императора, довольно оглядывавшего заложенную неприступную твердыню, мимо патрулирующего стылые улицы великого князя и его веселой спутницы в черно-белой маске, мимо напивающегося в занюханном кабаке брата, мимо зевающих на заставе караульных и дальше… дальше… мимо вековых деревьев и дремлющих под слоем льда рек, мимо мерзлых полей и избенок крестьян, мимо сверкающих лунными куполами городов и бесконечных верст необжитой земли. Старик в изношенном прусском мундире скакал на лошади сквозь ночь. Алексей привычно потянулся к нему, как ребенок, просящийся на руки к отцу. Но