Берсеркер: Маска Марса. Брат берсеркер. Планета смерти - Фред Сейберхэген

– Я остаюсь здесь.

Она произнесла это таким тоном, что мужчины сразу же прекратили спорить. Челеста тем временем придвинулась к Шёнбергу; она уделяла куда больше внимания Оскару, чем событиям, происходившим на арене.

– Ну, тогда я пошел, – заявил де ла Торре и двинулся прочь.

Суоми передал де ла Торре ружье и вместе с ним – обязанности часового, а сам спустился по крутому склону скалы, держась за веревку. Ее закрепляли на вершине, чтобы сделать спуск и подъем менее опасными, а при отсутствии необходимости затаскивали наверх. Только ту сторону, где спустился Суоми, можно было назвать более или менее пологой; здесь имелось даже несколько участков с наносной почвой, на которых выросла пара-тройка кустов. После нескольких спусков и подъемов на склоне появилось некое подобие тропы, но идти по ней было довольно утомительно.

Добравшись до леса, Суоми двинулся в ту сторону, где должен был проводиться турнир. Афина была там. Не просто заглянула на минутку, полюбопытствовать, – нет, она пожелала остаться и увидеть все. Чисто научный интерес? Антропология? До нынешнего дня она никогда не пылала любопытством к подобным вопросам – во всяком случае, при Суоми. В конце концов, возможно, турнир – не такое уж смертоносное мероприятие, как полагал Суоми. Ни он сам, ни Барбара не следили за его ходом. Де ла Торре, вернувшись, ничего не рассказал, а Суоми не стал спрашивать. Но возможно, турнир действительно был настолько кровавым, как говорил жрец-проводник. И тем не менее Афина все еще оставалась там. Если ей нравятся подобные зрелища, ему, Суоми, лучше знать об этом.

Суоми выбрался из леса и подошел к арене, на которой не происходило ничего ужасного. Люди просто стояли, ожидая, пока мужчина в белой одежде не проведет какой-то обряд перед невзрачным алтарем. Суоми присоединился к зрителям. Шёнберг кивнул, приветствуя его. Афина бросила на Суоми рассеянный взгляд. Он подумал, что девушка чем-то расстроена. Но Афина никоим образом не дала понять, что предпочла бы оказаться в другом месте. Вскоре дальнейшее развитие событий отвлекло внимание Суоми от Афины.

– Омир Келсумба и Местлес из Ветреной Долины!

Массивный, словно вековое дерево, Келсумба двинулся вперед упругим шагом. Черная кожа великана блестела. Он прижимал к груди топор, баюкая его, словно младенца. Местлес – худощавый, седеющий мужчина задумчивого вида, ссутулившийся от возраста наподобие старой косы, которой он собирался драться, – какое-то время держался на почтительном расстоянии от Келсумбы, уклоняясь при помощи скупых, рассчитанных движений и изучая приемы своего врага. Когда топор противника устремился к Местлесу с такой скоростью и силой, что, казалось, никто не сумел бы отвести этот удар, тот не совершил ни одной ошибки. Он безукоризненно точно парировал выпад, но сила столкновения просто отшвырнула его. Потом на его косу обрушился еще один удар и еще… После четвертого или пятого парирования лезвие косы переломилось. Среди зрителей прошелестел приглушенный выдох – предвкушение крови. Суоми услышал, что точно такой же звук издала и Афина. Она наблюдала за боем, и лицо ее лучилось восторгом. Афина явно забыла и о Суоми, и о всех прочих.

Местлес все же сумел сохранить спокойствие. Он держал свое необычное оружие по-прежнему твердо, а сломанное лезвие все еще оставалось опасным. Воин выказал куда большее проворство, чем можно было предположить, судя по его внешности. Еще некоторое время Местлес успешно сопротивлялся и не позволял прижать себя к краю арены. Казалось, для него, как и для любого другого бойца, мысль о том, чтобы перешагнуть через эту начерченную на земле линию, была еще более нелепой, чем идея прыжка с крепостной стены.

Затем топор Келсумбы завертелся, превратившись в размазанную полосу. Казалось, он увлекает хозяина за собой. И наконец топор добрался до Местлеса. Местлес извернулся в попытке избежать удара, но топор вонзился в него почти по обух. Упавшее тело Местлеса и на земле продолжало корчиться, извиваться, биться в агонии. Раб с колотушкой выпрыгнул и прикончил его.

Внезапно внутренности Суоми взбунтовались и отказались нормально работать. Остатки завтрака пожелали вернуться на белый свет. Мелькнула мысль: «Нужно взять себя в руки». Но было поздно. Он отвернулся от арены, но не успел что-либо предпринять, как его стошнило. Ну что ж, если они посчитают, что он осквернил священную землю, то могут убить его как святотатца. Но когда Суоми выпрямился, то понял, что на него, по всей видимости, никто не обратил внимания. Деликатность или полное отсутствие интереса? Суоми затруднялся ответить на этот вопрос.

– Полидор Хитроумный и Рахим Сосиас!

Суоми обнаружил, что снова может смотреть на арену. Полидор, выглядевший не более хитроумным, чем его соперник, с завидной силой и энергией размахивал видавшим виды мечом. Сосиас был невысоким мужчиной с заметным брюшком, но именно он ухитрился первым пустить кровь, располосовав своим скимитаром левое плечо Полидора. Рана скорее возбудила, чем ослабила Полидора. Он насел на своего низкорослого противника и несколько мгновений, казалось, брал верх. Но потом недостаточно четко совершил глубокий выпад и остановился, глядя на собственную кисть, валявшуюся на земле. Лицо Полидора исказилось. Он успел плюнуть в сторону Сосиаса, прежде чем скимитар вернулся и забрал его жизнь.

На арену снова вышел одетый в белое жрец. Похоже, наступил очередной перерыв между боями. Впрочем, Суоми это не волновало. Он отвернулся, на этот раз намеренно. Суоми выяснил, что способен смотреть на увечья, которые могут воспоследовать в ходе турнира, – способен, но по-прежнему предпочитает не смотреть.

Суоми подвинулся поближе к Шёнбергу и Афине, ухитрился посмотреть в глаза только Оскару, но не девушке, и сказал:

– Я возвращаюсь на корабль.

Он взглянул на Челесту, но та лишь скользнула по Суоми скучающим взором и переместилась поближе к Шёнбергу.

Суоми отвернулся от них и поплелся к деревьям. Хорошо было снова оказаться в одиночестве, но здесь, в чужом лесу, для него не находилось места, чтобы остановиться и подумать.

Добравшись до подножия скалы, Суоми обнаружил, что веревка исчезла. У него не было ни малейшего желания подниматься без страховки, и он громко крикнул:

– Эй, наверху!

Через несколько секунд над краем площадки показались голова и голые плечи де ла Торре.

– Что такое? – спросил он.

– С меня хватит. Сбрось веревку.

– Ладно.

Мгновение спустя сверху полетел моток веревки.

Когда Суоми взобрался на вершину, он увидел, что Барбара лежит, обнаженная, на матрасике – настолько близко к краю, что де ла Торре может сидеть рядом с девушкой и в то же время выполнять обязанности часового. Суоми заметил также, что рядом с матрасиком