Берсеркер: Маска Марса. Брат берсеркер. Планета смерти - Фред Сейберхэген

мускульной силы, а значит, они не могут носить тяжелые доспехи. Меткий удар, независимо от оружия, наносит тяжелую рану, а не ссадину или синяк. Раны по большей части серьезны, и первый, кто будет задет, почти наверняка окажется проигравшим. Таким образом, победитель переходит в следующий круг без серьезных повреждений.

Высказав это соображение, Шёнберг умолк: Лерос посмотрел в их сторону. Похоже, жрец готов был объявить о начале следующего тура. На арену с противоположных сторон уже вышли двое вооруженных мужчин. Взгляды де ла Торре и Челесты сразу обратились на них.

Лерос откашлялся:

– Брам Безбородый и Чарльз Честный!

Суоми стоял на вершине скалы, рядом с Барбарой Уртадо, и смотрел вниз, на место проведения состязаний. Он находился слишком далеко от арены, чтобы расслышать произнесенные Леросом имена, но отлично видел в бинокль, как двое мужчин подняли оружие и двинулись навстречу друг другу. Суоми опустил бинокль и отвернулся, не понимая, как он ухитрился впутаться в эту отвратительную историю. Для охоты на животных еще можно найти или хотя бы придумать уважительные объяснения, но это… А еще там, рядом с ареной, стояла Афина и жадно наблюдала за происходящим.

– Должен же кто-то заниматься антропологическими исследованиями, – пояснила она Суоми совсем недавно, перед уходом с корабля. – Если они действительно собираются сражаться до смерти.

Проводник, высокий юноша в белом одеянии, незадолго до этого сообщил им некоторые подробности, касавшиеся турнира.

– Но вы не антрополог.

– Да, но здесь нет ни одного профессионала в этой области. А работу все равно следует выполнить.

Афина закончила экипироваться, прикрепив на пояс, рядом с голографической камерой, небольшую видеокамеру, записывавшую также звук.

– А Шёнберг тоже прибыл сюда для антропологических исследований?

– Спросите у него. Карл, если вы настолько сильно ненавидите Оскара и не можете спокойно смотреть на жестокие стороны жизни, зачем вы отправились в это путешествие? Почему вы попросили меня обратиться к Оскару, чтобы он пригласил вас?

Суоми глубоко вздохнул:

– Мы уже говорили на эту тему.

– Скажите еще раз. Я действительно хочу разобраться, в чем дело.

– Ну ладно, пускай. Я отправился в это путешествие из-за вас. Вы самая привлекательная женщина, которую я встречал. Я имею в виду нечто большее, чем секс. Конечно, секс тоже входит в это понятие… но я хотел бы завладеть той частью вас, которая сейчас принадлежит Шёнбергу.

– Я не принадлежу ему, как вы выразились. Я работаю на Оскара вот уже пять лет, и он вызывает у меня восхищение…

– Чем же он вас восхищает?

– Своей силой. В вас тоже есть своего рода сила, Карл, не могу этого не признать, но она иная. Я дарю Оскару свое восхищение и зачастую – свое общество, потому что мне приятно составлять ему компанию. Несколько раз мы занимались сексом, и это тоже было приятно. Но я ему не принадлежу. Я никому не принадлежу. И никогда не буду принадлежать.

– Возможно, будете, если от всего сердца захотите подарить себя кому-нибудь.

– Никому и никогда.

Это был первый поединок того дня. И Брам, и Чарльз сражались осторожно. Никто из них не пытался решить исход боя одним ударом. Не уступая противнику в росте, Чарльз Честный был куда более сухощавым. Он держался неестественно прямо. Его лицо было красивым, но мрачноватым. Чарльз был одет в куртку свободного покроя из хорошо выделанной кожи.

Афина подумала, что этот человек выказывает просто поразительное самообладание. Чарльз поднял свой длинный, острый на вид меч, нацелил его на противника и замер в ожидании.

«Нет, не может быть, чтобы речь шла о жизни и смерти, – попыталась уверить себя Афина. – Что с того, если они держатся с такой серьезностью? Это наверняка игра, и побежденный символически выбывает из нее…»

Правда, в глубине души Афина понимала, что на самом деле все обстоит не так.

– Ну, давай, – пробормотал Чарльз, словно понукая какое-то животное. – Давай. Пошел. Пошел же!

И безбородый Брам со всей своей юной, непредсказуемой силой двинулся вперед – один шаг, другой… Потом это превратилось в ужасающий натиск. Его меч взмыл вверх, затем полетел вниз. Отточенные клинки сшиблись. Двое мужчин заворчали, словно хищники. Там, где были зрители, послышались бессвязные взволнованные возгласы. Чарльз, отражая удар за ударом, отступал и, казалось, на миг потерял равновесие, но потом скользнул в сторону и контратаковал. Этот удар заставил столпившихся вокруг воинов переглянуться с пониманием – и с уважением. Впрочем, Брам увернулся от него. Он оставался цел и невредим, но его сокрушительная атака захлебнулась. Афина начала понимать, что в здешних краях искусство ведения боя значит не меньше, чем бешеный напор.

На миг Брам застыл, нахмурясь. Юноша был так удивлен, словно встретил неожиданное сопротивление со стороны неодушевленного предмета. Потом он внезапно возобновил натиск, ставший еще более яростным, если такое вообще было возможно. Длинные мечи превратились в размытые полосы, запели в унисон, разлетелись в стороны и снова сшиблись. Опять послышался звон металла. Теперь Афина различала и понимала рисунок боя. Девушка позабыла обо всем на свете; ее зрение и рассудок были всецело заняты представшим перед ней зрелищем. Потом меч Чарльза внезапно исчез у него из рук – Афина следила за боем очень внимательно, но не заметила, как это произошло. Оказалось, что меч уже вонзился между ребер Брама, рукоять упирается юноше в грудину, а из широкой спины на полметра торчит окровавленное лезвие.

Брам покачал головой. На его лице застыло горькое недоумение. Афина видела все с предельной четкостью, и в то же время ей казалось, что это происходит чрезвычайно медленно. Брам еще раз взмахнул мечом, но, похоже, он уже не мог определить, где находится его противник, теперь уже безоружный, хотя Чарльз стоял прямо перед юношей. Неожиданно Брам неуклюже сел, выронил оружие, закрыл лицо рукой и разрыдался. Казалось, юношу поразила мысль о том, что его бороде так и не суждено вырасти. Потом рука безвольно упала, и Брам осел на землю. Его голова склонилась на грудь. Поза юноши со стороны выглядела страшно неудобной, но у Брама не вырвалось ни единой жалобы. И только когда на арену вышел раб в сером плаще, чтобы оттащить тело в сторону, Афина осознала, что этот человек – этот мальчик – умер у нее на глазах.

Чарльз Честный сильным движением выдернул меч из мертвого тела и отдал его другому рабу – «почисти». Тем временем третий раб засыпал песком то место, где расстался с жизнью юный Брам. В отдалении кто-то копал яму. Мир безвозвратно изменился за несколько секунд – а может, изменилась