Never Fade Away - Барышников

Не хотелось думать о том, что ждет его впереди. Ему, не раннеру, было вообще сложно это вообразить, уложить в башке хотя бы как-то. Он и тут-то, в ограниченном цифровом пространстве Микоши, чувствовал себя как рыба, выброшенная на берег. Погано и неуверенно.

Проще было сосредоточиться на том, что он оставлял после себя. Что он успел повидать и сделать за эти не такие уж долгие двадцать пять лет? Проебал их бессмысленно? Смог ли изменить хотя бы что-то? Помочь кому-то?

Вот Джеки, например, он помочь не смог. Это было его личным грузом, его персональной виной. Да, путь соло таков, что выживают единицы, но… Наверное, он мог хоть как-то спасти друга. Не осилил. И Джеки всегда будет с ним, в его памяти, живым и мертвым. Их дикие отжиги, их братство, их идиотские шутки. То, как Ви навсегда закрыл его веки собственными пальцами.

Но ведь не все в его жизни крутилось только вокруг мрака и горя? Да, этого говна было полно, но были и чудные, светлые, счастливые моменты. Яркая, талантливая Джуди, которая смогла стать свободной, съебав из душившего ее города. Вспыльчивая и дикая Панам, все-таки обретшая свое место в любимой семье. По-хорошему ебанутый, до невозможности искренний Керри, продравшийся через депрессию и вновь нашедший искру своего вдохновения. Благородный, честный и принципиальный Ривер, сохранивший свою семью, вырвавшийся из работы в полиции, убивавшей его лживостью и коррупцией. У этого дуболома тоже все будет относительно хорошо.

Мама Уэллс и Пепе, Мисти и Вектор, Сол и Митч...

Только сейчас Ви, всегда полагавший себя одиночкой, осознавал, сколько друзей и знакомых, оказывается, у него было. Людей, которым он был дорог, которые были ему близки. Он никогда не заморачивался этим. Если хотел — делал то, что должно, то, что ему подсказывала совесть. Оказалось, это и была дружба. Разве не так?

И Джонни. Конечно, Джонни. Рокер, который полагал, что убил его. Но соло был невообразимо счастлив, что Сильверхенд вошел в его жизнь. Ви любил Джонни без сожалений и оговорок. Наемник вообще не подозревал, что так можно любить — бескрайне, оглушающе, забывая себя, до дрожи, до немоты, до крика. Настолько же невыносимо, насколько и непередаваемо прекрасно.

Все эти моменты всегда будут с ним: их дурацкие свободные вопли, разносящиеся над заливом в Пасифике; первый восторженный раз, когда Ви, дрожа, поймал дыхание рокербоя и почувствовал его пальцы на своей коже; яростная поддержка и дикое воодушевление Джонни; их бесконечный пиздеж и ржач до хрипа — без сна до самого рассвета; сила, пламя и воля, навечно отпечатавшиеся в его сердце, изменившие его, сделавшие лучше.

И за все это безмерное счастье наемник был беспредельно рокеру благодарен.

Жалел лишь об одном, что судьба не позволит ему и дальше быть рядом. Беречь. Хранить. Любить.

Он хотя бы отомстил за Джонни. И помог навернуть блядскую тюрьму душ ебаной Арасаки (тм).

При заданных условиях разве мог он искать для себя лучшего финала?

По крайней мере, его смерть точно не будет напрасной.

Когда Ви ступил на мост, за спиной его громко и резко полыхнули с треском помехи, и Сильверхенд возник на его пути — все же не выдержал. Дыша надрывно, метался слепо и напряженно, перекрывая проход, в своей сломанной невыносимой манере: два шага вправо, разворот на каблуках, запрокинутая изнемогающе голова, — жилы четко отрисовываются на мощной длинной шее, зубы стиснуты, — два шага влево. Кулаки были крепко сжаты, словно рокербой готовился к драке. Молчал. Молчал страшно, сумасшедше. То ли не находил слов, то ли не мог заставить себя их выплюнуть, разомкнув сведенные до желваков челюсти.

Сердце соло съежилось, казалось, до размера ебучей пули. Высохло и замерло.

Он умер внутренне еще раз, но прикрыл веки и двинулся уперто вперед. Дернуло будто электрическим разрядом, когда он прошел сквозь энграмму Джонни. Получилось это само собой. Быть осязаемым или нет — решать конструкту. Новые правила старой игры.

Цифровой шум стал тише и, подняв веки, Ви обнаружил рокера чуть дальше на мосту.

Четко ощущая себя палачом, наемник моргнул, сглотнул натужно — и опять пошел упрямо вперед.

— Сколько ни вали на меня, Ви, но, признай, ты сам просто зассал! Настолько, что решил лечь и сдохнуть, — Сильверхенд пылал яростью и безумием. Отчаяние и жаркое бешенство пронизывали каждое слово. Лицо было дикой животной застывшей маской.

С трудом втянув воздух, понимая, что любое промедление, любое уроненное слово могут открыть путь чему-то жуткому и нестерпимому, наполняющему и его самого до края, Ви стиснул зубы и безмолвно обогнул тонущую в алых и голубых помехах родную напряженную фигуру. Пригнулся, как против ветра, и впечатал следующий шаг по мосту.

— Трус! — тяжелая металлическая ладонь опустилась на плечо соло, и рокербой развернул его с силой к себе, выплевывая ядовитые, злые слова с ненавистью, презрением и гневом. Жесткие губы кривились в язвительной ухмылке. — Влюбленный банальный идиот, ты должен бороться за свою жизнь, а вместо этого ебнулся на пол и задрал лапки кверху! Так пересрал прикончить меня, что решил обнулиться сам. Жалкий слабак!

— Завязывай, Джонни. Просто прекрати, остановись, блять, — чувствуя все растущее внутри желание уебать в ответ на эти чудовищные, заведомо несправедливые слова и оскорбления, соло разжал хромированные пальцы и сбросил с плеча давящую руку Джонни.

Терпим. Дышим. Дышим.

Рокер знал, куда бить больнее, смертельнее, и нихуя не стеснялся вдарить ниже пояса. Не было для него грязных, сука, приемов.

Отвернувшись, как заведенный заклиная себя не вестись, Ви зашагал прочь, на этот раз ускоряясь.

— Ты, конечно, хороший парень, Ви, но одно прискорбно — тупой как пробка, — не сдаваясь, упорный, как киберпсих в активной фазе, Сильверхенд вновь перенесся следом, уцепив на этот раз наемника за запястье. Дернул с силой назад и ближе к себе, заставляя смотреть в лицо, дышащее жестокой насмешкой, сожалением и пренебрежительностью. — И мозгов у тебя даже за время нашего общения поразительно, но не прибавилось. Патология.

— Ты должен попробовать жить снова, Джонни, — выдравшись, Ви усмехнулся криво, но уже спокойнее: неистовство последних бесполезных попыток рокербоя заставить ненавидеть себя читалось настолько ясно, что перестало вызывать раздражение. Заход с тупостью соло был уже от безнадежности. Эти обвинения не особо бесили Ви и при жизни. Джонни иссякал, не находил больше точек давления. Выдыхался наконец-то. Но все равно в ответ непослушно отрицательно и зло покачал головой. Вздохнув, соло опять попер