Литания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

– А ловко ты повела разговор с той женщиной в фургоне! – вспомнил Шелк. – Надеюсь, я справлюсь хоть вполовину так же успешно.

– Но ведь нам это не принесло никакого проку? Держись истины, патера… Шелк? Шелк. Или как можно ближе к истине. По-моему… м-м… обратное дается тебе куда хуже. Что ты собираешься говорить людям?

Шелк потер щеку:

– Я думал над этим в пути. Сдается мне, тут следует исходить из конкретных обстоятельств. К примеру, можно сказать, что нужный человек был свидетелем изгнания демона. Что обряд исполнял я и теперь, поскольку более не бывал в пострадавшем от демона доме, хотел бы узнать у него, не возвращался ли демон, не докучал ли хозяевам вновь.

– Чистая правда… все до последнего слова, – кивнув, подтвердила Синель. – Да, вижу, за тебя волноваться не нужно. Шелк?

Стояла она совсем близко, а в эту минуту, притиснутая к Шелку толпой прохожих, поневоле придвинулась еще ближе, коснулась сосками выдающихся грудей его рубашки.

– Ты ведь не любишь меня, патера. И не полюбил бы, даже если б не знал, что я принадлежу… Чистику? Чистику. А вот Ги любишь, верно? Признайся…

– Я… не должен, – вмиг опечалившись, отвечал Шелк. – Нам ведь запрещено… да и что в моем положении, в положении авгура, можно предложить кому-либо из женщин? Ни денег, ни собственного дома… Просто она, словно… понимаешь, есть ряд вещей, которые мне не выбросить из головы, как ни старайся. Одна из них – Гиацинт.

– Что ж, я ведь – тоже она.

Казалось, быстрое прикосновение губ Синели к губам обожгло, как огнем, а к тому времени, как Шелк опомнился, она уже затерялась среди носильщиков и лоточников, среди спешащих по делам приезжих и неторопливо, враскачку идущих своим путем рыбаков.

– Пр-рощай! До скор-рого, девочка! – каркнул Орев, махнув ей вслед здоровым крылом. – Удачи! Смотр-ри в оба!

Шелк перевел дух и огляделся. Здесь, у ближайшего к Вирону края, озеро Лимна взрастило собственный городок, вроде бы принадлежащий большому городу, но в то же время странным образом от него отделенный.

Вернее сказать (указательный и средний пальцы, будто по собственной воле, принялись не спеша вычерчивать круги на щеке), это озеро Лимна, отступая, утащило с собою частичку Вирона. Когда-то вдоль берега озера – подобно Пристанской улице, как ее здесь называют, – тянулась Орилья, а в свое время такой же мощеной прелюдией к пристаням, чередой подступавших к самой воде зданий со стороны суши, судя по названию, была Прибрежная. Затем, по мере того как озеро усыхало, на свет появилась Водяная – та самая улица, посреди коей стоял Шелк, но после, очевидно, два-три десятка лет тому назад, Водяная улица, подобно предшественницам, отступила прочь от воды.

Однако озеро все еще оставалось необозримым. Как же оно могло выглядеть, когда безлюдный город, возведенный на северной (по тем временам) оконечности Лимны, заняли первые поселенцы? Поразмыслив, Шелк пришел к заключению, что с тех пор озеро уменьшилось минимум вдвое. Настанет ли еще через три столетия, или около, время, когда Лимна исчезнет вовсе? Нет, надо думать, спустя триста лет она лишь уменьшится вдвое против нынешней величины… и все же с течением времени – пусть через шесть веков, пусть через тысячелетие – наверняка, вне всяких сомнений, исчезнет бесследно.

С этими мыслями Шелк неуверенно зашагал вперед, безуспешно гадая, что за «приличные заведения» имела в виду богиня… или, по крайней мере, в каких из подобных мест с наибольшей вероятностью можно узнать нечто нужное.

Увлекаемый мальчишескими воспоминаниями о прохладной воде и бескрайнем раздолье, он миновал переулок длиною всего-то в квартал и вышел на Пристанскую. Здесь с полудюжины рыбацких лодок струились на причал серебристые потоки гольцов, пузанков, щук и окуней, в любой харчевне подавали рыбу, свежайшую, словно в лучших виронских ресторациях, однако вдесятеро дешевле, а шикарные гостиницы с разноцветными ставнями щеголяли вывесками, наперебой зазывая к себе жаждущих поменять удобства Вирона на нежность зефиров даже в разгаре лета, не говоря уж о тех, кто способен наслаждаться плаванием, рыбалкой и прогулками под парусом в любое время года.

Здесь, как обнаружилось вскоре, тоже имелся свежий плакат, точно такой же, как тот, что Шелк с Синелью заметили, прежде чем фургон-голомерос покинул пределы города, предлагавший «крепким и сильным молодым людям» возможность сделаться стражниками-резервистами с перспективой дальнейшего зачисления в штат. Перечитывая его заново, Шелк поневоле вспомнил мрачные предостережения внутренностей жертвенной агницы. Конечно, пока о войне не заговаривал никто… никто, кроме богов…

«Вернее, – подумал Шелк, – только боги да этот плакат и предупреждают о войне – и то лишь тех, кто готов к ним прислушаться».

Предпоследнюю строку, жирно зачеркнутую черной тушью, заменяла фраза «в Хузгадо Лимны». Очевидно, формируемая резервная бригада собиралась разместить здесь, у озера, роту, а то и две, а может, даже целый батальон, если среди рыбаков наберется достаточно добровольцев.

Тут Шелку впервые пришло в голову, что Лимна послужит прекрасной опорной точкой либо промежуточным плацдармом для армии, движущейся на город, обеспечив укрытие от непогоды для множества, если не всех, вражеских сил, надежную страховку от сюрпризов с юга, а также неиссякаемый источник пищи, не говоря уж о питьевой воде для людей и скота. Неудивительно, что Журавля так заинтересовало присутствие здесь советников и приезд комиссара для совещания с ними!

– Р-рыбьи головы!

Спорхнув с плеча Шелка наземь, Орев с неожиданной быстротой пробежал три четвертых длины ближайшего из причалов и принялся увлеченно рыться в куче рыбьих голов.

– Да-да, – пробормотал Шелк себе под нос, – наконец-то. Рыбьи головы, а также рыбьи потроха.

Шагая вдоль причала, любуясь дюжинами покачивавшихся, приплясывавших на волнах суденышек, испятнавших синь чистых просторов озера белоснежными парусами, он задумался о трапезе Орева.

Вся эта рыба принадлежит Сцилле. Точно так же, как змеи принадлежат ее матери, Эхидне, а кошки всех разновидностей – младшей сестре, Сфинге. Да, Влагоносица Сцилла, покровительница Вирона, благосклонно позволила почитателям ловить рыбу, сколько потребуется, при условии соблюдения ряда вековых запретов и ограничений. Однако хозяйка всей этой рыбе – и даже отбросам, поглощаемым Оревом, – она, а озеро – ее чертог. Если в Вироне ревностно чтут Сциллу по сей день, хотя с тех пор, как она в последний раз являла свой божественный лик в Священном Окне, минуло два поколения, как же ее должны почитать здесь, в Лимне?

Подойдя к Ореву, он уселся на верхушку удобной сваи, размотал с поврежденной лодыжки практически чудотворную повязку доктора Журавля и хлестнул ею о рассохшиеся, щелястые доски настила.

А что, если б Журавль во исполнение какого-нибудь обета пожелал воздвигнуть на берегу озера святилище Сциллы? Уж коли ему по силам одарять избранных информаторов азотами, святилище для