Литания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

Коипу, ткнув пальцем в бок бурой бутылки, довольно улыбнулся:

– По сциллицам здесь вечно битком – что ни закажешь, все теплое. Эти, наверное, еще тогда остужать положили.

Шелк согласно кивнул:

– Под землей всегда холодно. Сдается мне, ночь, окружающая круговорот, – не иначе как зимняя.

Коипу, откупоривавший померанцевый сок для жены, замер, не сводя с него изумленного взгляда.

– Разве ты, сын мой, никогда не задумывался, что лежит за пределами круговорота?

– То есть… если копать и копать? По-моему, нет там ничего, кроме земли, как глубоко ни заройся.

Шелк покачал головой, откупоривая свою бутылку.

– Нет, сын мой, и об этом известно даже самым невежественным из рудокопов. Даже могильщик – я вчера разговаривал с несколькими и не могу отказать в остроте ума ни единому – скажет тебе, что толщина слоя почвы, которую пашут наши плуги, немногим превышает человеческий рост. Под нею находится глина и галечники, а еще ниже – скала либо крылокамень.

Собираясь с мыслями, Шелк налил холодной воды в бокал для Орева.

– Ну а за скальным массивом и слоем крылокамня, вовсе не столь толстым, как тебе может представляться, начинается пустота, в коей вращается наш круговорот. Вечная ночь, простирающаяся во все стороны, не зная предела.

Сделав паузу, он покопался в воспоминаниях, а между делом наполнил бокал для себя.

– Однако ночь сия повсюду усеяна россыпями разноцветных искр. Мне было объяснено, что они собой представляют, но в данный момент я не в силах этого вспомнить.

– А я думал, дело попросту в том, что жара вниз не проникает.

– Проникает, да еще как! – заверил Коипу Шелк. – Тепло достигает глубин, намного превышающих глубину подвалов этого заведения и колодцев моего мантейона, исправно снабжающих нас холодной водой, если как следует покачать помпу. Достигает каменной оболочки круговорота, пронизывает ее наружный слой и теряется там, в студеной ночи. Если б не солнце – первый и величайший дар Паса сему круговороту, – все мы замерзли бы насмерть.

Умолкнув, Шелк покосился на Орева, пьющего воду из поставленного перед ним бокала, а после надолго припал к своему.

– Благодарю вас. Ваше угощение весьма кстати.

– Конечно, о значимости солнца я ни с тобой, патера, ни с Пасом спорить не стану, – подала голос Кервель, – однако оно может быть и опасным. Если ты вправду хочешь взглянуть на святилище, от всего сердца советую: повремени с паломничеством до вечера. Пока жара хоть чуть-чуть не спадет. Коипу, помнишь, в последний раз?..

Ее муж согласно кивнул.

– Мы, патера, ходили туда прошлой осенью. Прогулка вышла на славу, вид от святилища открывается великолепный, и решили мы в этом году сходить к нему снова. Пока собирались, уже смоквы вызревать начали, но жара такой силы, как сейчас, еще не набрала.

– Смешно даже сравнивать, – вставила Кервель.

– Так вот, тронулись мы в путь, а день все жарче и жарче… Рассказывай лучше ты, милая.

– И он сошел с тропы, – продолжила рассказ Кервель. – С Паломничьего Пути, или как там его называют. Камня на два впереди нас виднелась еще одна пара, но он свернул вправо, ко дну такой небольшой… не знаю, как это называется. Небольшая каменистая долина меж двух холмов.

– Распадок? – подсказал Шелк.

– Да, верно. Ко дну того распадка. Я говорю: ты куда, вот же дорога! А он мне: идем, идем за мной, иначе вовсе никуда не дойдем. Ну что ж, я побежала за ним, догнала…

«Еще год, и родится у них дитя», – подумал Шелк, представив себе всех троих за ужином в уютном внутреннем дворике, беседующих, смеющихся, и, пусть Кервель не смогла бы сравниться с Гиацинт ни красотою, ни очарованием, вдруг позавидовал Коипу от всего сердца.

– А он раз – и кончился. Ну, распадок. Уперся в такой крутой склон, что наверх не взобраться, а он стоит и не знает, что делать. В конце концов я говорю: а ты куда, собственно? А он мне: к тетушке!

– Понятно.

Осушив бокал до дна, Шелк вылил в него остававшуюся в бутылке воду.

– Долго его пришлось назад, на тропу, выводить, а как только поднялись мы туда, вижу: идет человек навстречу, от святилища возвращается. Я завопила, на помощь его позвала, а он остановился, спросил, что стряслось, и помог Коипу в ближайшую тень увести. Там мы его уложили…

– И все, разумеется, из-за жары, – уточнил Шелк.

– Да! Именно!

Коипу согласно кивнул:

– У меня ум за разум зашел. В голове все перепуталось. Казалось, мы в городе, идем к моей тетушке в гости, и я все удивлялся: что с улицей произошло? Отчего она так изменилась?

– Словом, этот человек посидел с нами, пока Коипу не сделалось лучше. Объяснил, что это начальная стадия теплового удара, а в таком случае надобно поскорее убраться с солнца, лечь, поесть соленого и выпить холодной воды, если возможность имеется. Только мы-то ничего подобного с собой не захватили, а забрались уже так далеко, что к озеру ему не спуститься. А человек этот доктором оказался.

– О боги! – в изумлении подняв брови, выдохнул Шелк.

– Что с тобою, патера?

– И кое-кто в них еще не верит, – пробормотал Шелк, осушив бокал. – Даже я… даже я – а ведь кому, как не мне, понимать подобные вещи лучше других! – зачастую веду себя, словно во всем круговороте не найти иной мощи, кроме моих собственных жалких сил! Пожалуй, мне, приличия ради, следовало бы спросить, как звали этого доктора, однако в сем нет никакой надобности. Имя его мне известно.

– А я его просто забыл, – признался Коипу, – хотя он сидел там, разговаривал с нами, наверное, часа два.

– Еще бородку носил, а ростом был только самую чуточку выше меня, – добавила Кервель.

– Его зовут Журавлем, – сообщил Щелк и махнул рукой подавальщику.

– Да, верно, – закивала Кервель. – Он твой друг, патера?

– Не совсем. Скорее знакомый. Еще по бутылочке? Как вы? Я лично себе закажу.

Оба согласно кивнули.

– Плачу за все я, – сказал Шелк подавальщику. – И за первые три, и за новые.

– Пять долек, патера, если желаешь расплатиться сейчас же. Скажи, знаешь ли ты что-нибудь об этом патере Шелке из города?

– Разве что очень немногое, – отвечал Шелк. – Определенно, гораздо меньше, чем следовало бы.

– Говорят, к его Окну явилась богиня? А сам он вроде как чудотворец?

– Первое – правда, второе – нет, – проворчал Шелк и вновь повернулся к Коипу с Кервелью: – Стало быть, доктор Журавль вел с вами довольно долгий разговор? Не слишком ли я злоупотреблю нашим недолгим знакомством, если спрошу о чем?

– Это и есть патера Шелк, – пояснила Кервель подавальщику. – Ты что же, птицы его не видишь?

Шелк выложил на стол шесть долек.

– Ну, он интересовался, в добром ли здравии мои отец с матушкой, – заговорил Коипу, – и лоб мой постоянно щупал. И спрашивал, отчего бабушка умерла. Это я