Черная Песнь - Энтони Райан

Он замолчал, взгляд его резко переместился на юг и сузился, осматривая береговую линию. Мое частично затуманенное зрение не обнаружило ничего интересного, пока оно не обратило внимание на одинокий корабль, приближающийся так быстро, что казалось, он скачет по воде.

"Вот, - вздохнул Кельбранд. "Вот он, Обвар. Я не могу его почувствовать, но кто еще это может быть? Но я чувствую ее. Он привел Луралин. Может, предложение мира?" Он издал резкий, презрительный смешок, который тут же оборвался.

Имперские летописцы приписывают волну, уничтожившую половину кораблей Темного клинка, божественной деснице небес, которая в своем безграничном благодеянии даровала победу избранному императору. Правда не так широко известна и в нее мало кто верит, и здесь она не требует особых пояснений. События, последовавшие за ударом волны по флоту, остались в моей все более ненадежной памяти в виде туманной мешанины. Там были крики, пламя, битвы и резня, это я знаю точно. Но кое-что остается ясным. Перед тем как отправиться навстречу своему концу, Кельбранд остановился, чтобы сказать мне несколько слов, и когда он это сделал, лицо, на которое я взглянул, было чужим.

Лицо человека, который когда-то был моим другом и братом, давно исчезло, сменившись злобой и жестоким юмором Темного Клинка. Теперь и это исчезло. В лице этого человека было столько страха и отчаяния, сколько я никогда не видел. А еще, как я понял по расфокусированному блеску в его глазах и тонкому шепоту, вырвавшемуся из его губ, он был полностью безумен. "Он идет, старый друг. Я думал... Я думал, что моя миссия - сделать себя богом. Но это была ложь... Теперь я вижу это. Я был создан, чтобы остановить его. Он - истинная угроза этому миру..."

Остальные мои воспоминания об этом событии представляют собой беспорядочный коллаж из ощущений и образов, которые могут быть, а могут и не быть реальными. Я вспомнил волка, подумав сначала, что это, возможно, какая-то бесформенная тварь, наколдованная служителями Храма. Но он был реален, и я помню прикосновение его языка перед тем, как камень взорвался, прикосновение, которое просочилось в меня от кожи до костей и до всего, что под ними находится. Глубоко внутри меня остатки человека, который был Шо Цаем, почувствовали это прикосновение и с благодарностью навсегда растворились в пустоте. Кажется, я помню, как Кельбранд умер от руки своей сестры, хотя она настаивает, что зарезала его, а не облила маслом и подожгла. Но, как я уже утверждал, самое реальное и правдивое воспоминание, которое сохранилось, - это выражение намерения на лице императора, когда я поднял на него глаза после того, как Аль Сорна разрезал мои узы.

Я никогда раньше не видел этого юношу, разве что в воспоминаниях, которые я делил с Шо Цаем. Теперь они были смутными, затянувшимися, как слабые отголоски. Тем не менее я сразу же понял, кто он. Глаза, осанка, черты лица. Это был король, император, вскоре ставший единственным монархом, оставшимся в землях, некогда известных как Торговые королевства. И он очень сильно хотел убить меня.

"Ты, - сказал он, сжимая пальцы на рукояти меча, - не он".

"Нет... Я не он", - согласился я и, откинувшись на спинку стула, тихо вздохнул. Я встретил его взгляд и не отвел, решив, что в последнее время проявил достаточно трусости. "Он умер", - добавила я. "Примите мои соболезнования".

Я видел, как император боролся с самим собой, как желание изгнать мерзость, которую представляло собой мое существование, боролось с инстинктивным нежеланием, которое проистекало лишь из того, что я носил лицо отца, которого он любил. В итоге он был избавлен от последнего решающего действия, хотя сейчас, как и тогда, я не сомневаюсь, что он бы его совершил.

"Цай Линь!"

Женщина, известная как Исцеляющая Милость, шла к нам, щеки ее лица были впалыми от почти полного изнеможения, но это не мешало ей шагать и не снижало тона, которым она обращалась к императору. Это был ругательный тон, голос родителя, обращающегося к непослушному ребенку, который, к моему большому удивлению, заставил императора отступить на шаг.

"Этот человек ранен, и ему нужна помощь", - прорычала она, приседая, чтобы помочь мне подняться, а помогал ей светловолосый иностранец, на лице которого было заметно меньше сострадания. Тем не менее он должным образом зацепил мою руку за свои плечи и потащил меня прочь, все время подбадриваемый Исцеляющей Благодатью.

"Похоже..." простонал я, обращаясь к ней, - "У меня есть еще несколько порезов, которые вы должны зашить".

В ее взгляде, обращенном на меня, читалась отчаянная пристальность, глаза искали меня с острой потребностью, которой мне было больно противостоять. То, что она искала, исчезло.

"Май. . ." сказал я, откинув голову, когда волна усталости погрузила меня в дремоту, от которой мне посчастливилось бы очнуться. "Я бы... очень... хотел увидеть Маи. . ."

Позже я узнал, что речь шла о наказании, а точнее, о правильном и надлежащем отправлении императорского правосудия. Ведь я был не кто иной, как некогда могущественный Обвар, пусть и заключенный в украденное тело. Я был на стороне Кельбранда во время его первых завоеваний и совершал нечестивые поступки от его имени. Под видом генерала Шо Цая я помогал планировать завоевание двух королевств, что привело к большим разрушениям и страданиям. Однако, когда меня вызвали к императору, я был спасен благодаря личным обращениям Исцеляющей Милости и некой Май Вэн, уже не служительницы Небес, но все еще пользующейся большим уважением своих бывших собратьев, главным из которых был новый настоятель Храма Копья. Аль Сорна также говорил от моего имени, хотя, судя по холодной атмосфере, царившей в тот день в покоях императора, я сомневаюсь, что его слова имели большой вес.

"Ваши слова, как всегда, приветствуются, лорд Ваэлин", - несколько беззвучно произнес Цай Линь, когда Аль Сорна поклонился. Взгляд императора ненадолго задержался на нем, а затем переместился на меня. Выражение его лица было в основном пустым, если не считать подавляемой дрожи, которая, вероятно, никогда не исчезнет, пока он будет вынужден смотреть на мое лицо.

"Этому будет позволено жить", - сказал он. "Где и каким образом, будет решено позже". Он принужденно улыбнулся и обратил свое внимание на женщину, сидевшую рядом с Аль Сорной. По атлетической осанке и волосам цвета полированной бронзы ее легко можно было принять за Шталхаста, но говорила она на языке, понятном