Фарфор Ее Величества - Максим Андреевич Далин

— Между прочим, Клай, тебя ждут. Именно тебя. Наши, судя по всему, товарищи и союзники.

— Говоришь так, будто там целая толпа, — удивился я.

— Ну… не толпа, но… начать с того, что там твой ручной щелкопёр, а с ним — полдюжины его приятелей и коллег, — Индар не очень одобрял, но не до степени, когда уже хочется перестать язвить и начать всерьёз ругаться. — Они прибыли, получив срочную телеграмму из Ельников. О том, что сгорел знаменитый замок дома Тумана. Родовое гнездо мессира будущего регента. Что с ними делать — ума не приложу.

— Я тоже, — сказал я честно.

— Поэтому я и велел им дождаться тебя, — сказал Индар хмуро. — Нам нужно решить, что именно врать.

— Может, правду скажем?

— Что Нагберт — чернокнижник, резидент Святой Земли и собирался скормить демонам принца? Ну, это их обрадует…

— Обрадует⁈

— Тиражи представляешь?

Я сел. Мне хотелось обхватить голову руками, даже об стену ею побиться. Мы уже тому же Ликстону и его банде показывали Рэдерика с собачкой и бантиком и рассказывали, что прекраснейший мессир Нагберт будет регентом. Мы сами им это рассказывали!

А, в дым, в прах, в кишки!

— Ещё не всё, — сказал Индар. — Тут, в гостиной, какой-то франтик, простец, смазливый ягнёночек, которому зачем-то необходимо с тобой поговорить. Гурд из дома Брусники, барон Краснопольский… на странные мысли наводит. Шляются по Резиденции всякие… с двойным дном. И проводили же его бравые гвардейцы Норфина… Из-за того, что он к тебе рвался, не иначе. Ты авторитетен.

— А на какие мысли наводит? — спросил я.

Схватился за этого Гурда, как за соломинку.

— Парень как минимум не боится фарфора, — сказал Индар, делая тот странный жест, который у нас обозначает «пожал плечами». — Для перелесского простеца — большая редкость. Ты знаешь, что подельники твоего писаки выдавали в войну в своих газетёнках? Описывали фарфоровых, не жалея огня и красок. Демон на таком фоне выглядел бы довольно симпатично.

— Так, — сказал я. — Сначала пообщаемся с ним. Газетёры подождут.

Барн вышел, чтобы отправить за Гурдом лакея. Распоряжался уже как заправский камергер — и я подумал, что он точно не пропадёт. Деревенские ребята легко привыкают к самым странным обстоятельствам и умеют выживать.

— Щас придёт, — сообщил Барн, вернувшись. — А про Нагберта вы б, мессиры, просто сказали: мол, обманул нас, гадина. Сам прикинулся хорошеньким, а сам удумал демона в своём замке вызывать. Вот замок-то и спалил, а сам сбежал.

— Ну да, — сказал Рэдерик. — Правильно. Это ведь даже почти не враньё, да, мессир Клай? Он ведь правда прикинулся, что за нас, а сам хотел… вот это сделать со мной… И демона он вызвал, правда. И даже ещё раньше вызывал. Давайте так и скажем.

— Спелись, — усмехнулся Индар.

— Но звучит-то логично, — сказал я. — Скажем: хотел прибрать к рукам не только королевскую казну, но и банки. Напугал банкиров проклятиями — и договаривался с адом, как это надёжнее сделать. Если что — ведь и банкиры подтвердят.

— Заливаешься, как соловей по весне, — хмыкнул Индар. — Но… пожалуй. Всё равно не придумаем ничего умнее. Да и не нужно: если врать как-то сложно и умно — во-первых, вряд ли со всеми договоримся, чтобы они нам складно подпевали, а во-вторых, народ, так сказать, не поймёт. Надо проще, короче. Очень кратко, очень чётко: клялся своими предками, впрямь блистательными, что оставил чернокнижие, обещал помощь, но предал принца и снова связался с адом. Точка. А мы — благородные идиоты, народ таких любит.

— Принц — мальчик ещё, — сказал Барн. — Кто его не знает — поверит, что обмануть его легко.

Рэдерик уже привычно привалился к его боку.

— Я даже ещё раз надену ту рубашку с бантиком, если надо, — сказал он. — Потому что я глупая деточка.

И хихикнул. Барн погладил его по голове, как младшего братишку. Никакой субординации в их отношениях не будет никогда, подумал я.

В этот момент лакей распахнул дверь и объявил:

— Мессир Гурд из дома Брусники, барон Краснопольский.

Я его увидел и сразу понял, что Индар имел в виду под «двойным дном».

У Гурда был тот типаж, который девицы называют «ах, какой хорошенький», — и он честно сделал всё возможное, чтобы это было как можно заметнее и как можно отвратительнее. Он носил завитой похабный чубчик, цветной платочек, очень дорогой костюм и перчатки со шнурочками «цвета сливочного мороженого». И походка развинченная. Шансонеточный «котик», барончик из диванных франтиков. Если бы не взгляд.

Глаза фронтовика. Да не просто фронтовика, а парня, который несколько месяцев не вылезал из страшных передряг и ухитрился уцелеть. И милой улыбочкой он пытается как-то спрятать этот взгляд, замаскировать.

Интересный.

— Здравствуйте, мессир, — сказал Рэдерик вежливо.

А он Рэдерика не ожидал здесь увидеть — и на нас с Индаром взглянул вопросительно. Этот вопросительный взгляд тоже выдавал… нашего. Это, выходит, он у фарфора спрашивал взглядом, можно ли верить мальчишке. Сильно.

Но паузы в разговоре из-за взгляда Гурд не сделал. Отдал светский поклон и сказал:

— Доброе утро, принц. Искренне рад видеть вас живым и здоровым.

— Вы хотели со мной поговорить, так говорите, — сказал я. — Здесь у нас Малый Совет почти в полном составе, самый близкий круг будущего государя Перелесья. И мы знаем почти всё. Надеюсь, сможем ответить, если у вас есть вопросы.

— Но вы же, — Гурд скользнул взглядом с меня на Индара, потом на Лорину, фарфор и фарфор, ага, — вы же прибережцы, не так ли?

— Только мы с леди, — сказал я. — Мессир Индар из дома Сирени — перелесец. Видимо, он станет регентом вместо мессира Нагберта, который сбежал.

Гурд очень старался держать себя в руках, но всё равно заметно выдохнул.

— Видите ли, — сказал он, очень тщательно подбирая слова, — я отчасти представляю… в общем, все мои знакомые, тот круг, который тяжело назвать высшим светом, но всё же… это люди, которые, как могли, служили короне… очень встревожены происходящими событиями. Печально уже думать, что всё кончилось, и вдруг сообразить, что начинается снова…

— Погромы? — спросил Индар.

— Мы не имеем отношения к… — Гурд замялся. — Как это называется сейчас, мессиры? При покойном Рандольфе это называлось «оккультным талантом», когда маршал Норфин объявил себя диктатором, это называли «чернокнижием»… Мессир Нагберт, сколько я помню, называл это «одарённостью и избранностью». Как это называется сейчас?

— Называйте, как вам удобно, — сказал я. — У нас на побережье это называется Даром, да. Хотя… мне кажется, тут немного другой оттенок смысла.

— Горожане встревожены, — сказал Индар. — Это понятно. А чем конкретно?

— «Сойка» принесла на хвосте, что Ельниках