Малахитовый бегемот. Фантастические повести (сборник) - Алексей Константинович Смирнов

- Данила Платоныч, посидите в комнате, - обратился майор к Даниле Платонычу. - А мы побудем на кухне. Нам надо кое-что обсудить.

Они заперлись и завели напряженный разговор. Говорили тихо. Бармашов, страдавший тугоухостью, не мог разобрать ни слова, зато понимал главное: договорятся.

21

Когда Запорожников покинул кухню, это был другой человек. От прежней строгости не осталось следа; в повадках обозначилась вороватость. Отводя глаза, он лаконично уведомил Данилу Платоныча в том, что план операции тоже меняется. Дама Соломенида обоснуется в доме основательно и надолго.

Он неубедительно бубнил:

- Видите ли, нам нужно подогнать мошенничество под особо крупные размеры. Вашей жизни ничто не угрожает. Наоборот - может быть, вещая дама Соломенида не во всем врет. Может быть, она что-то умеет. И вам станет полегче. А вдруг? Чем черт не шутит?

Данила Платонович молчал. Черт и в самом деле не брезговал пошутить первым, что подворачивалось ему под когтистую лапу, в том числе неподкупным службистом Запорожниковым. Бармашов понял все: Соломенида либо подкупила майора, либо околдовала его. В скором времени он увидел, что ей было по плечу и первое, и второе.

Майор ушел, уверив себя в согласии Данилы Платоныча на Соломениду, и дама засучила рукава. Она вошла в комнату, где тот сидел на постели, остановилась и молча смотрела на него. Все стихло как бы на полчаса, в согласии с Апокалипсисом. Соломенида склонила голову набок. Потом увидела бегемота.

Она всплеснула руками и на цыпочках подошла к застекленному шкафу. Бегемот втянул голову в плечи, попятился, но эти действия остались незаметными в мире явлений. Дверца распахнулась, бегемот переселился в бесцеремонную горсть.

Бармашов пришел в неистовство.

Он замычал, замахал рукой, топнул ногой. Его предали, ему изменили даже речевые эмболы, с которыми он думал, что сроднился навек.

Соломенида, не в силах оторваться от бегемота, резко обернулась.

- Откуда у тебя эта вещь? - Ответа не приходилось ждать, и она, читая в лице Бармашова, как в детской книге, кивнула: - Да, я вижу, что тебе дорог этот предмет. Не удивительно, старый ты хрыч. Он током бьет, гляди-ка!

Удивленная, она прохаживалась по комнате и поглаживала бегемота, высасывая из него электричество.

- Колоссальная энергия, - бормотала она. - Бездонный источник.

- П-поставь, - вдруг вылетело из Бармашова.

Соломенида усмехнулась.

- Я же предупредила - пойдешь на поправку... Будешь участвовать в ритуале. Ко мне ходит много людей, и тебе придется хорошенько потрудиться. Хочешь, наверное, узнать - почему? А потому. Никто не заставлял тебя передавать свою силу каменной статуэтке. Ты передал ему все - молодость, здоровье, вся твоя жизнь переселилась ему в брюхо. Будешь озорничать - выброшу в форточку. Тебе понятно?

Угнетенный проницательностью Соломениды, Бармашов кивнул. Она раскусила его легко, мимоходом. Единственной небрежно брошенной фразой она выразила очень сложные вещи. Бармашов догадывался, что и сам давно все это хорошо понимал, да только ходил кругами, не решаясь доверить словам горькую мысль. Он лишил себя будущего давным-давно, он поклонялся окаменелому прошлому. Молился ему, смахивал пыль, потому что зернышко майского дня оставалось живым. Все представлялось запутанным, ибо если нечто живет до сих пор, то не след говорить про окаменелость, а это значило, что все-таки Данила Платонович плетется вперед, имея в руках светильник. Но голова его повернута, он не хозяин своим шагам. Недавние грезы о подвиге и предназначении показались нелепыми.

Соломенида подбоченилась.

- Между прочим, супчиков не будет, - объявила она безжалостным тоном. - И макарончиков по-флотски не будет. Я тебе не нянька и не мамка. Я - Магистр Черной Звезды. Покушаешь хлебушка - и хорошо. А если наделаешь в постель, я стану сосать бегемота. Посасывать его вот так - и вот так. И тогда ему будет плохо, он начнет умирать.

Данила Платонович очутился в капкане. Кто разбрасывает сеть, тот сам будет уловлен сетью; теперь он не мог обратиться к соседям. Он еще не знал, о каких ритуалах говорит Соломенида, но ему хватило ума смекнуть, что мероприятие будет коммерческим, и Запорожников приобретет в нем пай.

Соломенида, покуда Бармашов предавался неприятным мыслям, развешивала плакаты и афиши. Волшебница оказалась повсюду: в головном уборе, похожем не то на чалму, не то на простое банное полотенце. Многочисленные взгляды пронизали помещение подобно лазерным лучам, которые хитроумно пересекаются на подступах к музейному экспонату. На всех изображениях в руках у волшебницы был сверкающий кристалл, и она строго смотрела поверх кристалла. Тайное знание наполняло ее суровостью.

Поглядывая на статуэтку, Соломенида бормотала что-то грозное о Левиафане, Бегемоте и Асмодее.

22

Через несколько суток Данила Платонович узнал, насколько гнетущим бывает тайное знание, которым волшебница охотно с ним поделилась.

Собственно говоря, никакого знания не было, и тем труднее было подделывать осведомленность. Соломенида потребовала от Бармашова молчания и внутреннего огня. По ее распоряжению Запорожников лично вынул из кресла-коляски моторчик и доставил клетчатый плед. Сценарий требовал, чтобы Данилу Платоныча - отныне медиума - выкатывали в кульминационный момент пророчества. Выкатывали из-за кулисы, которой стала специальная черная простыня с луной и золотыми звездами, Соломенида доставила ее в багаже. Кулисой перегородили комнату, переставили кровать, и жилая площадь для Бармашова значительно ограничилась. Его наружность побудила волшебницу глумиться, ее колкие замечания наносили сердцу быстрые точечные удары, не оставляя рубцов. Для достоверности его обрили налысо, ибо дело шло о потустороннем мире, и голый череп отлично напоминал о скором и страшном переселении.

Простыню натянули туго так, что она представлялась стеной. Соломенида наполнила дом вонючими свечами, черными и красными. Телевизор перенесли в комнату, где она поселилась и куда запретила входить; взамен Данилу Платоныча одарили маленьким магнитофоном, умевшим играть мистическую музыку. Прибор замаскировали, надевши сверху роскошную румяную бабу из тех, что согревают чайники. Рязанская внешность бабы не сочеталась со звездами, луной и кристаллом, но этот дикий диссонанс оказывал именно то действие, какого ждали: приводил в замешательство, притягивал и одновременно отталкивал.

Бармашов очень надеялся, что дама Соломенида проколется на пузырьках. Но пузырьки вызвали у нее смех.

- Разве это поможет? - высокомерно спросила она у Данилы Платоныча, который подглядывал за ней из комнаты. Она встряхнула баночку, поставила на стол. - А вот это - поможет!

Соломенида сдвинула брови, загудела, заработала руками, как будто гладила невидимого бегемота, проглотившего пузырьки. Бармашов не знал, верить ли ее колдовству. Он склонялся к неверию, но сомнения в таких случаях всегда