Чёрная печать империи - Анастасия Разумовская

– Я не обязана называть своё имя!

– Обязаны.

Даша продемонстрировала жетон. Сестричка нахохлилась. Поправила очки.

– Вы тут не на задании, – возразила сердито, но в тоне сквозила неуверенность. Уж такие-то вещи Даша чуяла сразу.

– Полагаете?

Лейтенант жандармов из Особого отдела меланхолично постучала по толстой обложке почтенного тома непочтенного историка. Девица покраснела. Интересно, догадалась, что это мотив «Боже, царя храни» или нет?

– Ну или давайте полицию вызовем, – равнодушно предложила Даша. – Полиции же вы, наверное, доверяете больше, чем жандармерии, да?

Она зевнула, опустилась в кресло рядом со столом и вытянула ноги.

– Что вы делаете? – возмутилась девица.

– Жду полицию. Раз уж нам нужен переводчик с человеческого на полицейский, с полицейского – на жандармский.

– Вероника. Меня зовут Вероника, – сдалась девица, сняла очки и принялась протирать запотевшие стёкла.

Почему она носит очки, а не линзы? Неудобно же.

– Младенца подобрали на улице в корзинке, и к тёплому конверту была прикреплена бумажка с этим именем?

– В каком смысле?

– В том, что в противном случае, у людей обычно имеются фамилия и отчество. А ещё дата рождения. Не ошибусь, полагаю, если предположу дворянское сословие.

– Ошибётесь, – прошипела Вероника. – Мещанка.

– А остальное?

Даша вытащила из кармана штанов блокнот с ручкой, открыла, занесла ручку над листом бумаги и подбадривающе улыбнулась девушке:

– С кем ни бывает, – согласилась добродушно. – Дак как, говорите, фамилия-то?

– Вероника Станиславовна Вержбицкая, – процедила сестрёнка, закусив пухлую яркую губку, – две тысячи четвёртого года рождения. Довольно? Или паспорт показать?

– И паспорт. Но попозже. В каком заведении учитесь?

Вероника отчётливо скрипнула зубами, водрузила очки на нос. Наклонилась и аккуратно поставила огнетушитель в угол, на миг задержав на нём руку, будто решала: а не применить ли всё же по первоначальному намерению?

– Военно-Медицинская Императорская Академия, – отчеканила зло. – Второй курс.

«Ну надо же, – удивилась Даша. – Я думала – третий. Стареем». Значит, не практика. Значит, подработка. Практика у них на третьем курсе начинается… вроде как». Значит, девочке лет двадцать. Ребёнок. На минуту Даше стало жаль девчонку: после тяжёлой учёбы сначала на одну работу, потом на другую, но…

Так, стоп. Лавка работает до восьми, Вероника сама так сказала. А в восемь вечера Даша ещё была в госпитале. И сестрёнка была там же. Тогда что она делает здесь в нерабочее время? Жандарм озвучила свой вопрос.

Вероника отвела взгляд.

– Это лавка моей тёти. У меня тут раскладушка, ну и я… Я здесь ночую.

И снова уставилась яростным взглядом на незваного гостя. «А заодно книжки сторожишь. Хорошая такая, добрая тётка у тебя. Заботливая».

– А дверь почему была открыта?

Студентка покраснела.

– Забыла запереть. Зачиталась.

Отличный сторож. Как говорится: пусти лису в курятник… Или… Даша насторожилась. И, секундой раньше, чем дверь распахнулась, схватила Карамзина одной рукой, девчонку другой и прыгнула назад, в узкий коридор между двумя рядами шкафов, с просевшими от книг полками.

Дверь грохнула о стену с такой силой, будто хотела её пробить насквозь. Вероника укусила пальцы, зажавшие её рот. Застучал металл набоек.

– Всем на землю! Руки за голову. Именем императора!

Студентка застыла в Дашиных руках. Даша аккуратно глянула поверх книг на сквозной полке. Мужчины с автоматами. В чёрном камуфляже. С чёрными балаклавами на лицах. Судя по росту и комплекции – оборотни.

Да итишь твою налево! Опричники. Эти-то откуда здесь взялись?!

ПРИМЕЧАНИЯ

Большой проспект — проспект Васильевского острова

Биржевой мост — соединяет Васильевский и Петроградский (Городовой) острова, начинается от Санкт-Петербургской Биржи

Глава VI

Они быстро заполняли помещение, профессионально прикрывая друг друга. Бежать? Куда? И, главное, зачем? Насмерть перепуганная Вероника вырвалась из Дашиных рук, скользнула к незаметной металлической двери в стене, лихорадочно повернула ключ, распахнула…

– Ну, привет! – шагнул навстречу опричник.

Вероника, взвизгнув, отпрянула, едва не сшибив Дашу на пол.

– Эй, спокойно, – хохотнул опричник. – Руки за голову, лицом к стене… к книгам.

И громко добавил:

– Тут две девчонки.

Даша послушно повернулась лицом к книгам, прижалась к ним лбом, завела руки за затылок. С Государевой Опричниной не спорят. Даже жандармы. Даже из Особого. Расставила ноги, и только тут почувствовала, что колени подгибаются, бинты впились в кожу, грудь занемела, а спина и – хуже того – задница влажные от пота. И как-то сразу вспомнилось, что на господине жандарме совершенно отсутствует нижнее бельё. А ещё её снова стало знобить, и голова, оказывается, уже давно кружилась, белые червячки ползали в прозрачном воздухе.

– Тащи сюда, – лениво рыкнул кто-то.

– Лавка чиста.

– Дворы чисты.

– Первый этаж чист.

– Улица чиста.

Неужто у опричников здесь и сейчас проходила какая-то спецоперация? Именно в это время и в этом месте? Даша нахмурилась. Она точно не спит? Всё это похоже либо на плохой романчик, где автор раскидал по кустам рояли, либо на дурной сон, ведь в кошмарах подобные случайности нередки.

– Пошли, девчонки, – ласково пнул Дашу «их» опричник. – Да ты, малая, не дрожи так. Не виновата – ничего не будет.

Даша невольно оглянулась на Веронику. Сестричка стояла, вскинув подбородок и сверкая стёклами очков. Так и казалось, что она сейчас запоёт что-то вроде «Смело, товарищи в ногу», или «В бой за царя пойдём, и все как один умрём», с которым казаки ходили в битву за Дебрецен. А тогда кто дрожит?.. «Я», – с изумлением осознала Даша. Её и в самом деле трясло – видимо, наркоз отходил.

Они вышли на центр «торгового зала», где на столе из клееной фанеры, покрытой жирным слоем жёлтого лака, гудел допотопный компьютер ещё доведуньевой эпохи. В низеньком засаленном кресле за ним восседал, вытянув длинные ноги в квадратноносых берцах, скрестив их в лодыжках и постукивая пальцами мохнатых рук по столешнице… князь Шаховско́й. Тёмные глаза оборотня горели жёлтым светом. Князь не скрывал лица балаклавой, и Даша отчётливо увидела и презрительную линию тёмных губ, и графитно-поблёскивающую щетину (оборотни никогда не брились: либо носили бороду, либо стригли до щетины) и даже тонкие, словно прорезанные скальпелем, вертикальные морщинки на переносице и в уголках рта.

Ей захотелось чем-нибудь тяжёлым швырнуть в высокородную особу. Например, огнетушителем. «Ты, собака, преследуешь меня,