Охота на Ктулху - Татьяна Зимина

Протянув назад руку, я подёргала ручку двери. Так я и думала: заперто. И хотя там не было защёлки — я специально проверяла — теперь она не открывалась.

Демон. Почуял добычу и запер дверь. Вот ублюдок.

Так говорить мне тоже не полагается, но знаете, что?.. Когда попадаешь в подвал с вонючим демоном, майской розой называть его как-то не хочется.

— Какие будут предложения? — спросила я у Степана. Просто так, чтобы не молчать — вряд ли домовой знает, как уничтожить демона…

— Колдуй, — сказал толстый кот и посмотрел на меня громадными зелёными глазищами.

— Чего?..

— Демоны боятся магии, — домовой дёрнул полосатым хвостом, словно в раздражении, что я не знаю таких элементарных вещей.

— Боятся магии… — пробормотала я вслух. — Если так подумать, я тоже боюсь магии. Потому что ничего о ней не знаю.

— На тебе есть магия, — домовой смотрел мне за пазуху, и я уже собиралась его пнуть — надо же, какой нахал! Но вместо этого сунула руку под рубашку…

Есть. Об этой вещи я совсем забыла. Потому что привыкла, потому что она всегда была со мной. ВСЕГДА.

Серебряная ладанка с локоном волос и каплей крови Сашхена. Я спёрла её пять лет назад, потом устыдилась и попыталась вернуть, и тогда Сашхен сам сказал: пускай будет у тебя.

Это означало, что я всегда, в любой момент времени, могу его отыскать — хоть бы и на краю света.

— Ты об ЭТОМ говоришь? — вытащив ладанку, я показала её коту. Тот сморщил нос и отрицательно помотал головой.

Стояли мы уже вплотную к двери, прижавшись к ней спинами: как говориться, отступать некуда, позади Москва — в смысле, железная дверь, которую хрен отопрёшь.

А демон не торопился. Он прекрасно понимал, что мы в ловушке, что добыча от него никуда не денется. Он мог позволить себе поиграть — как играл, когда охотился на крыс, когда подстерегал ничего не подозревающего бомжа.

Добыча, которая понимает, что её песенка спета — вдвойне вкуснее. Я это видела в сырых лохмах психоплазмы, окружавшей демона, как прозрачное бальное платье…

От такого сравнения я невольно хихикнула. Нет, ну смешно ведь: како-демон в бальном платье, ага.

— Ты его не боишься, — кот смотрел снизу вверх, глаза его светились.

— Конечно боюсь, до ус… Очень сильно. Честно-честно. Но это ещё не значит, что… В общем, ничего это не значит.

Демон подобрался почти вплотную, с боков от него оставалось по узкой пустой полоске, и даже возник соблазн попытаться просочиться в это пространство, чтобы вылезти с другой стороны… Но я его подавила.

Стоит прикоснуться к демону, и — хана. Затянет, раздавит и переварит, а потом выплюнет косточки.

— Что ты имел в виду, когда говорил о магии? — спросила я ещё раз.

Я конечно изучала Искусство, под руководством тёти Насти. Но видите ли, в чём дело: магии там не было ни на воробьиный клюв. Контроль, сосредоточенность, медитации… Какая ж это магия? Вот Сашхен — другое дело! Как сложит мудру, да как шарахнет промеж глаз — мало никому не кажется.

Я попыталась сложить пальцы в мудру… Ничего. Ноль энергии. Хотя пыталась я не в первый раз, что греха таить.

— Предмет, — прорычал домовой, и прянув лапой, разодрал подкравшийся слишком близко рукав шубы.

Предмет… Я лихорадочно пересмотрела весь свой небогатый арсенал. Бараш пуст, шоколадку в кармане арсеналом не назовёшь… Нож, ядрит его налево! Я совсем забыла о финке.

Выхватив лезвие из-за пояса, я наставила остриё на демона… М-да. Так себе зубочистка. У него в брюхе ножовка ржавая — и то больше.

— Умеешь бросать? — спросил домовой.

— А то!

Правда умею. Меня Алекс тренировал: и с замахом, и без замаха, и лёжа и по-македонски, и с завязанными глазами…

— Бросай, когда скажу.

— Куда?

Куча мусора шевелилась совсем рядом, ящик хлопал крышкой, грозя откусить мне нос, вонючий рассол капал на волосы, на плечи, у домового уже вся шерсть слиплась.

— БРОСАЙ!

Замаха тут и не получилось — слишком близко. Но я бросила нож изо всех сил, как учил Алекс.

И кажется, во что-то попала.

Звук был такой, словно лезвие вошло в кочан капусты.

Демон обрушился на нас всем собранным в подвале мусором — хорошо, что никто не хранил здесь сломанное пианино… Мне ободрало шею велосипедной цепью, продрало щеку осколком банки, огрело по кумполу деревянным ящиком… И с макушки до кончиков кроссовок вымочило в вонючем рассоле и варенье.

Вот почему он так вонял: кто-то из жильцов, дай им боги не кашлять, притащил в подвал банку с маринованной селёдкой. А она возьми, да и разбейся! По-моему, такие вещи надо законом запретить.

Как появится у кого мысль селёдку мариновать — тут же сажать его в Кресты, желательно, пожизненно. И кормить только протухшими селёдочными головами — чтобы не повадно было, да-да-да.

Когда я разгребла мусор, отбросила деревянный ящик и пару разбитых цветочных горшков, на полу осталось нечто. Нет, сердцем это назвать нельзя. Просто кусок плоти, гнилой, как старый картофельный клубень, перевитый серыми венами и синими жилами.

И с торчащим из середины финским ножом.

— Вот это круть, Степан! Мы победили.

Прижав кота к себе, я чмокнула его в нос. Тот смутился, вырвался и принялся нервно вылизываться.

Я его понимаю: сама бы с удовольствием вылизалась, да только язык у меня не той системы.

С другой стороны — селёдочный рассол… Фу. Гадость.

Самое смешное, дверь так и осталась запертой. Я-то думала, со смертью монстра разрушится и его заклятье — а вот и нет. Фигушки.

И что теперь делать?.. Позвонить Геньке! Точняк, гениальная мысль.

Только вот телефон-то остался в кофте, а кофта — в рюкзаке, а рюкзак с той стороны двери, за штабелем досок… Ну прям как у Кощея Бессмертного, только наоборот. Вытащу телефон — буду жить, не вытащу…

— Слушай, Степан. Дело есть.

Словом, пришлось разбить одно из окошек под потолком — бросив в него чудом уцелевшую банку с вареньем. Подсадить кота и подождать, пока он принесёт телефон из рюкзака.

К чести Степана, справился он на пять с плюсом.

Для домового, контактировать с