Воин-Врач III - Олег Дмитриев

— Откуда ж ты досталась мне, умница такая? — Чародей обнял жену, прижав к себе крепче.

— Так с во́лока того под Витбеском, никак позабыл? — лукаво улыбнулась она. Но продолжила серьёзно. — Говорили бабы старые, мудрые, что честь жёнина не в том, чтоб детей народить кучу, а в том, чтоб каждого из них одинаково в любви и правде воспитать. Не в том, чтоб подолом перед всякими поперечными не крутить, а чтоб для единственного своего, родного, всегда быть помощью и поддержкой. Иногда ведь и просто послушать человека достаточно, чтоб у него сил прибавилось. А ещё говорили, что самый тяжкий труд и испытание — женою вождя быть. Искушений много будет, и тебе, и ему…

Она словно на самом деле повторяла чьи-то слова: даже голос стал другим, глухим и чуть свистящим. Никак и вправду ведьма?

— Но коли дозволят Боги вместе вам тот путь пройти — не будет счастливее вас людей под Небом. И станет дед-Солнце любоваться вами, детьми и внуками вашими. И будут их не дюжины, не сотни и не тысячи, а многие тьмы. Потому что любой на землях мужа твоего будет его и тебя сперва за отца-матерь почитать, а потом и за пращуров великих, Богам равных.

Может, это и гипноз был. Может, и чудодейственный эффект её голоса. А может — любовь.

Утром и вправду махнули на каток, отвели душу. Алесь передал, вверх по Днепру с Олешья, становища половцев, поднимались возы с многочисленной охраной. Сыновья возвращались и должны были появиться со дня на день. Тогда закрутится такой хоровод, что отдыхать явно станет некогда.

Полоцкие Волки выступали великолепно. Странно, всё-таки, работает это: тренер может за всю свою спортивную карьеру ни разу даже близко не подобраться к великим достижениям, но зато воспитать нескольких настоящих чемпионов. Так и здесь.

Я играл в дворовый хоккей — а ребята показывали настоящий класс, придумывая и отрабатывая связки, вполне достойные профессионалов. Я занимался боксом в старших классах и немного в институтской секции — а Гнатовы нетопыри подхватили те небогатые приёмы, что были известны мне, соединили их как-то со своим уникальным владением холодным оружием, и стали ещё опаснее. Хотя, казалось бы, куда уж? Я не хватал звёзд с неба на физике, а Фома со Свеном раз за разом приносили такие открытия, что оставалось только ахать. Ахать и вспоминать неожиданно давно и прочно забытые школьные и более поздние знания по электрике, сопротивлению материалов и даже аэродинамике. Но тут больше было разговоров и сюрпризов от Кондрата, плотника. Когда он узнал, что дерево, его любимый и знакомый, вроде бы от и до, материал, способно не только плавать, но и летать — молчал и хмурился целый вечер. Думал, подшутил над ним князь-батюшка. А потом мы собрали воздушного змея. А вслед за ним — и маленький планер.

После тренировки пошли, наконец, в баню. Намылись до скрипа, до полной счастливой истомы, когда тело совершенно точно считало себя народившимся заново, бурля будущей силой. Будущей — потому что вечером после бани, после обтирания снегом и лютого жара — дали-таки волю Гнату — сил не было никаких. Хотелось только сесть и счастливо улыбаться. А лучше лечь.

Сели «Ставкой» в привычной уже комнате. Домна загнала «лебёдушек», зорко следя за тем, чтоб красавицы не перепутали, кому какие блюда да кубки ставить, одобрительно усмехнулась, когда Рысь, не устояв, снова хозяйски шлёпнул по совершенно случайно, конечно же, оказавшейся рядом заднице той самой блондинки, и вывела личный состав за дверь, почтительно поклонившись, прежде чем уйти самой.

— Тяжко, княже? — подал первым голос Буривой. А отец Иван утёр усы от пивной пены и чуть прищурил глаза.

Всеслав не ответил сразу. Он перевёл на волхва взгляд от всегдашней, привычной уже на этом столе, карты нарисованной на шкуре. Она и вправду была «вечной» — сверху рисунок обрызгали с пушистых кисточек рыбьим клеем, и теперь изображение было больше всего похоже на покрытое толстой ламинацией. Только вот границам, что были нанесены и сохранены под прозрачным слоем, предстояло поменяться в самое ближайшее время.

— Не легко, Буривой. Ищу способы и пути, как чужие жизни сберечь, да никак найти не могу. Коли вы, люди опытные, пожившие, поможете, совет дадите — послушаю, — сохранить ровный голос удалось с трудом. Мы с князем оба знали, как выглядят деревеньки и городки, отданные на поток и разграбление. Хорошего в этом точно было мало. Кроме, разве, того, что мёртвые никогда не били в спину.

— Свои бы сохранить, — буркнул Гнат, оторвавшись от жбана. Судя по тому, с какой скоростью и с какими лицами отлетали от него нетопыри в последние два-три дня, ему планируемое мероприятие тоже восторга не обещало. Хотя, скорее даже комплекс мероприятий.

— Я, как представитель христианской церкви, одобрить твой план, княже, не могу, конечно, — начал патриарх Всея Руси. Заслужив тут же такие взгляды от Рыси, Ставра и Гарасима, какие обычным людям и не вынести. — Но жизнь, как ты сам всегда говоришь, вещь сложная и многогранная. И если судить её только с одной стороны, одним порядком, то добра в том не будет.

Мне вспомнилась старая фраза из моего времени о том, что если посмотреть с одной стороны, то с другой становится ясно, что с третьей не видно нихрена. Всеслав ухмыльнулся в бороду, соглашаясь.

— Сказано в Писании о том, что жизнь каждого живого существа угодна Господу. И печалит его гибель бессмысленная любого, хоть человека, хоть твари бессловесной, — продолжал патриарх. Но, судя по затвердевшим скулам и будто бы прижавшимся в затылку ушам, говорить по Святой Книге он вряд ли планировал.

— Враги умышляют зло на нашу землю и наших людей. Они покупают за золото и меха других, что готовы их волей убивать и грабить. До тех, кто шлёт беду на наши земли, мы пока дотянуться не можем. Но по рукам им дать крепко, памятно — можем вполне. Потому я, патриарх Всея Руси, благословляю задел твой, великий князь русский, Всеслав Брячиславич! И жертвы мирные, невинные, готов принять на себя. Мой грех будет в том, что попустил неверие и скудомыслие в людях. Мне за него и ответ держать. И следить за тем, чтобы