Воин-Врач V - Олег Дмитриев

и архитектурные памятники, среди которых — София Полоцкая. Из той открытки, с высоким стройным сооружением на берегу Двины, я узнал и, оказывается, запомнил, что постройку много раз переделывали и достраивали, она горела и разрушалась, а в восемнадцатом веке в соборе рванул пороховой склад, устроенный там по приказу Петра Первого. Поэтому не удивился, увидев на зелёном холме громаду, мало чем напоминавшую тот лёгкий и воздушный силуэт со старой чёрно-белой открытки.

Пятнадцатисаженная махина о семи куполах была больше похожа на крепость, чем на дом Божий, тем более Бога кроткого и злу насилием не противящегося. Ну, как я помнил по рассказам богомольных старушек в деревнях, где работал после института, и молодых сытеньких батюшек, которых стало значительно больше гораздо позже, когда строить и реставрировать церкви стало делом модным и популярным. С тем Ваней, что был приходским священником в соседней деревне, с которым мы познакомились, когда он неожиданно поэтично сравнил бирюзу чистого неба с куполами «Голубой мечети» Мазари-Шариф, мы богословие не обсуждали никогда. Как и со здешним отцом Иваном, на которого тот знакомец мой был здорово похож. Как-то не до того было.

Всеславова память рассказывала о том, как над эскизами Полоцкой Софии он стоял часами, не веря, что такая огромная церковь может по воле людской подняться над родной землёй. И наблюдая за переговорами отца его, Брячислава Изяславича с зодчими, которые, как и все представители их профессии во все времена, наверное, орали: «Так никто не строит!». А отец всегда спокойно и уверенно отвечал: «Тогда пошли вон. А мы построим без вас!». Случайных людей при закладке фундамента не было, как и при разметке площадки. Не видал никто и нитки, что тянули ночами от будущей соборной площади до княжьего подворья, проводя их тишком в вырубленный участок стены. Чтобы оттуда, с Брячиславова двора, точно видеть направление подземного хода. О котором тоже знало очень мало народу.

Поэтому когда из Софийского собора вышел сам батюшка-князь, ожидая которого люд нет-нет, да поглядывал на его высокий терем, по площади прокатился вздох изумления. Сразу же сменившийся радостным кличем: «Всесла-а-ав!». Громким и слитным настолько, что нас с женой, сыновьями и Лютовыми вокруг едва обратно в ворота не задуло.

— Здравствуй, народ полоцкий! — в голосе князя странно сочетались привычная власть и уважение. Он знал многих из этих людей, а из них каждый знал и любил его и его семью. Раньше. Теперь, как выяснялось, любил не каждый.

— Верно всё молвил святейший патриарх Всея Руси. Время сложное на земле нашей. Удалось с Божьей помощью клятвопреступников Ярославичей, дядьёв моих, по заслугам наказать, сами знаете про то. Святослав Черниговский да сыны его остались, ибо не было вины за ними. Остальных даже землица русская, долготерпением славная, не приняла. Одного Речной Дед Днепровский пинками, поди, уж до моря Русского докатил по дну, с ляшским воинством, что обманом воеводы Сецеха к нам пришло разор да бе́ды учинять. Второго, подлеца, как и бывшего митрополита Киевского, прибрал сам нечистый, могилок не оставив.

Речь Чародеева набирала силу, приближаясь по эффекту к патриарховой. Народ замер с разинутыми ртами, от мала до велика, от бояр смысленных и взрослых, до сопливых пацанят с Заполотья.

— Но, как уже сказано было, не унялся Враг рода человеческого! Слепят ему глаза купола храмов наших, рвут грудь ему ветры дубрав старых, а пуще всего злится он от того, что перестают люди зло творить намеренно, по его наущению. Да жаль, не все!

В повисшей паузе слышно было, как ступают по глазированным плиткам пола позади нас те, кто шёл тайным ходом вослед князю русов. Те, появления которых с нетерпением ждали в толпе их люди, дружинные и тайные охранители. Теперь уже не тайные.

— Просьба у меня к тебе, люд Полоцка! Помощи прошу. Не откажешь ли мне, Всеславу Брячиславичу, на этих землях рождённому, тому, кто берёг их раньше и беречь до последнего вздоха станет, и сынам своё ту же клятву передаст?

В Киеве бы наверняка уже начался ор до небес, распугав всех собак, подняв ворон, галок и чаек. Полочане же гудели, как потревоженный улей, но воя и суеты не поднимали. От групп людей отделялись старики, выступая вперёд. Толпа, стоявшая, кажется, яблоку негде упасть, расступалась перед ними.

— Прикажи, княже!— со старческой одышкой сказал самый древний из них, которого двое других держали под дрожавшие руки. Они были заметно моложе. И каждому из них было лет примерно по полтораста, не меньше. Спустился и встал рядом с ними дедко Яр, выглядевший на их фоне безусым отроком, несмотря на медвежью стать и седые космы.

— Не стану приказывать, старче, — ответил Чародей, глядя на реликтового деда. Вспоминая старые рассказы волхва и отца и том, что на их землях издревле велась традиция, когда старейшие мужи, те, кто годился в отцы старым прадедам, всегда оставались последней инстанцией, что в судилищах, что в вопросах мирных. Случалось, и в военных делах князья не стеснялись спрашивать их совета. Их мало кто знал в лицо. Всеславу никого из легендарных стариков видеть не доводилось. До сего дня.

— Как и сказал только что: прошу. И на отказ не в обиде буду. Самому совестно — столько времени не пойми где ошивался, пришёл домой и с порога просить начал, только что не с торбой нараспашку, — и в словах, и на лице князя читались недовольство и некоторое смущение. И искренность. — А просьба моя такова. Нынче собрались в гости к нам, с миром и добром, набольшие люди их земель чужедальних. Сплошь короли да королевы, князья да родовитые мужи. И все почти — родня мне, а, значит, и каждому из вас. Потому как мать у нас одна — земля русская! Прошу я приветить гостей по-родственному, как водится у нас, не скупясь и не жалеючи, но и носу не задирая, что они к нам, а не мы к ним в гости наладились. Но помимо того скажу о главном.

Отведя взгляд от белесых старых глаз, обвёл князь взором притихших горожан. И никто паузы не прервал, тишины не испортил.

— Как у хозяев принято, помогите за порядком приглядеть воям моим, справным ратникам. Народу много в гостях, кабы не обидел их кто. Говорил давеча отец Иван про тварей да негодяев, что не знают, как и извернуться, чтоб навредить нам у нас же дома. А ну как и тут пакостей