Порочные идеалы - Элвин Гамильтон

– Купи смокинг, и можешь приходить.

Аугуста охватило предвкушение. Ничто не бодрило его так, как мысль о хорошей статье.

– Тогда до свидания.

– Ну уж нет, никакого свидания.

Глава 8

Лотти

Хольцфалли.

Это имя пригвоздило Лотти к сиденью автомобиля, мчавшегося в неизвестность.

Раз в неделю в Гельд привозили газеты. Между их тонкими страницами скрывался целый мир. Эстель прочитывала их от корки до корки, изучала чернильные и акварельные изображения последних модных фасонов, анонсы уже прошедших мероприятий, сплетни о жителях другого, недостижимого мира.

Одна фамилия повторялась на этих страницах снова и снова.

Хольцфалль. Хольцфалль. Хольцфалль.

Хольцфалли в белоснежных горностаевых накидках разъезжали в огромных автомобилях. Хольцфалли в жемчуге и бриллиантах стояли под светящимися вывесками. Хольцфалли проводили время в барах и ночных клубах, швыряясь деньгами так, будто хотели побыстрее от них избавиться.

Лотти сомневалась, что в газетах хоть раз появлялась фотография кого-то из Хольцфаллей с грязью на ногах. Которая уже, кстати, успела испачкать кожаное сиденье автомобиля.

Наверное, она ослышалась. Или что-то не поняла. Они не имели в виду, что она – одна из Хольцфаллей. Они хотели сказать… Они…

Только когда Гельд остался далеко позади, Лотти наконец заметила, как вокруг тихо. Она не сразу сообразила, чего не хватает.

А потом до нее дошло. Она не слышала их мыслей.

В Гельде она этого не заметила из-за какофонии чужих голосов в голове. Но теперь… Ничего. Ни малейшего намека на воспоминание или ощущение. Тихо, как в монастыре.

Лотти села в автомобиль с двумя незнакомцами, чьих мыслей не слышала. Они могли увезти ее куда угодно.

– Как зовут мою мать? – Лотти старалась, чтобы голос звучал непринужденно.

– Хм? – Мужчина в котелке был полностью поглощен перебиранием бумаг в портфеле. Но мужчина за рулем на миг встретился с ней взглядом в зеркале заднего вида. – Ах, не уверен, что она хочет разглашать эту информацию. Хранить конфиденциальность клиентов – важная часть моей работы. – Он достал из кармана пиджака визитную карточку и протянул Лотти. Карточка была сделана из тонкого кремового картона, и на ней элегантными черными и золотыми буквами значилось:

Мистер Кларенс К. Брам

Уполномоченный исполнитель

Йоханнес и Грета – семейный офис

Лебкухен-хаус

Броселл-стрит, 327

4-й круг, Вальштад

– Семейные адвокаты строжайше блюдут конфиденциальность. Можешь оставить себе. – Мистер Брам гордо похлопал по карману своего пиджака. – Новая секретарша напечатала сотню таких. Обошлось недешево. Моя жена считает это пустой тратой денег, но я знаю, что для Хольцфаллей важна каждая мелочь. Как я и сказал, требования конфиденциальности…

– Грейс Хольцфалль, – прервал его Бенедикт. – Так зовут твою мать.

Лотти было знакомо это имя. Она видела Грейс Хольцфалль в газетах вместе с ее сестрой, Верити. Они были так похожи, что Лотти затруднялась сказать, кто из них кто. Даже сейчас, пытаясь вообразить ее лицо, она не была уверена, кого из сестер представляет. Вместо этого она раз за разом возвращалась к образу девушки из мыслей Бенедикта. Девушки с сердитым взглядом и ожерельем на шее.

– Почему именно сейчас? – произнесла Лотти вслух, будто пытаясь обратить слова в реальность. – Почему она прислала вас сейчас?

– На самом деле она прислала нас шесть дней назад, – сказал мистер Брам, явно недовольный тем, что Бенедикт прервал его речь. – Но монахиня твердила, что ты якобы ушла в паломничество. Разумеется, мы ей не поверили, но тебя нигде не было, сколько бы мы ни обыскивали монастырь. До сегодняшнего дня.

Яма среди шиповника. Лотти вдруг все поняла. Сестра Бригитта вовсе не наказывала ее. Она бросила ее в яму, чтобы спрятать от этих людей. От тех, кого прислала ее мать. Ее мать, которая вовсе не была нищей, грешной женщиной без мужа, неспособной прокормить ребенка. Ее матерью была Грейс Хольцфалль, одна из богатейших женщин в мире.

– Она… – Лотти непроизвольно сжала зубы, не позволяя словам вырваться наружу. Она не собиралась давать им повод повернуть обратно в Гельд. Но если ей предстояло вернуться в монастырь, пусть лучше это случится сейчас. Она не хотела, чтобы мать увидела ее и отослала назад. – Мать отправила меня туда из-за проклятия, да?

Мистер Брам оторвался от бумаг. Его очки упали со лба на нос.

– Проклятия? – Он принялся внимательно ее изучать, будто пытаясь найти третью руку.

– Имейте в виду, – слова полились из нее сплошным потоком, – у сестер Благословенного Шиповника ничего не вышло. Они не смогли снять с меня проклятие. Если мать хочет вернуть меня, потому что думает…

– Лотти, – прервал ее Бенедикт, глядя на нее через зеркало. – Что за проклятие?

– Я слышу… мысли, – через силу выдавила Лотти. Она никогда никому не говорила о проклятии. Монахини предупреждали, что жители деревни станут презирать ее, если узнают. – Порочные мысли окружающих.

Мистер Брам резко выпрямился:

– Ты обладаешь даром телепатии?

– Это проклятие, – торопливо возразила Лотти. – Проклятие за рождение вне брака.

На переднем сиденье презрительно фыркнул Бенедикт:

– Если бы все внебрачные дети Хольцфаллей обладали одним из самых ценных врожденных талантов, они вообще перестали бы жениться.

– Совершенно верно. – Мистер Брам с энтузиазмом закивал. – В семье Хольцфаллей не рождалось телепатов со времен…

– Со времен Джастиса Хольцфалля. – Бенедикт побарабанил пальцами по рулю. – Советую тебе раньше времени не афишировать этот талант. Кларенс, – обратился он к мистеру Браму, – не сомневаюсь, мы можем рассчитывать на твое молчание. И на то, что ты одолжишь нашей юной Хольцфалль свой блокатор.

– Само собой! Разумеется! – Кларенс Брам тут же стащил с пальца золотое колечко и протянул его Лотти. Кончики его пальцев на миг коснулись ее ладони. И Лотти услышала его мысли.

Разум мистера Брама напоминал спешащие часы. Он прекрасно понимал, что является лишь шестеренкой в сложном механизме, работающем по воле Хольцфаллей. Лишь одним из сотен их семейных юристов. Он работал не покладая рук, чтобы добиться своего нынешнего положения. Его переполняла гордость всякий раз, когда он мог купить своей жене хороший кусок мяса после очередного повышения. Но дальше карабкаться было некуда. Пока к нему не обратилась Грейс Хольцфалль. Он знал, что идти против Мерси Хольцфалль опасно, но при ее правлении он уже никогда не поднялся бы выше. А если он добьется благосклонности ее дочери… Измена не считается изменой, если ты привозишь в Вальштад новую Наследницу.

Потом мистер Брам убрал руку. И его мысли затихли.

А вместе с ними – и весь остальной шум.

Наступила полная тишина. Гул, доносившийся из деревеньки неподалеку, вдруг смолк. Лотти почувствовала себя оглохшей.

Она повертела кольцо в пальцах и заметила узор на внутренней стороне.

Впервые с момента отъезда из Гельда ей на глаза попалось что-то знакомое. Такой же узор был выгравирован на медальонах, которые носили монахини.

– Почему оно украшено символом Благословенного Шиповника?

– О, религия тут ни при чем, мисс Хольцфалль, – отозвался мистер Брам терпеливым и чуточку снисходительным тоном. – Это просто схема зачарования.

– Чары на этом кольце блокируют магическую энергию, – снова подал голос Бенедикт. – Обычно их носят, чтобы защититься от чужой магии, но тебе оно поможет не слышать мыслей каждого встречного.

Монахини ей лгали.

Те самые монахини, которые раз за разом твердили, что она никогда не избавится от проклятия, если будет неискренней. А сами они якобы были слишком благочестивы и потому неподвластны ее проклятию. Все это было ложью. Они носили зачарованные медальоны, потому что знали, кто она такая и на что способна.

И при этом они читали проповеди о вреде магии. Заявляли, что ей не место в руках смертных. Рассказывали страшилки про некие безымянные деревни в округе, где зачарованные мельницы отравили весь хлеб. Они настроили всех жителей Гельда против Кристофера Рихтера, который исцелил чарами сломанную ногу.

А сами чарами держали ее в плену.

Теперь ложь развеялась, и Лотти вдруг ясно ощутила каждую клеточку себя. Она с ног до головы искрилась