Миссия в Сараево - Алим Онербекович Тыналин

Выскочили из переулка на улицу. Темно, но не пусто. Люди бегут в сторону пожара, кричат, суетятся. Никто не обращал на нас внимания.

Свернули направо, в сторону окраины. Бежим вдоль домов, придерживаясь тени.

За спиной крики, свист, топот сапог. Жандармы выбежали из тюрьмы. Колокол снова забил тревогу, громко, отрывисто. Побег обнаружен.

Половина города сбежалась на пожар. Толпа, хаос. Жандармам придется пробираться через толпу.

— Быстрее! — закричал я Чабриновичу.

Он задыхался, кашлял на бегу, на губах выступила кровь. Слабый. Очень слабый. Долго не протянет.

Мы свернули в узкий проулок между домами. Темнота, грязь, вонь помоек. Пробежали насквозь, вышли на другую улицу. Здесь тише, жандармов не слышно. Пока что не слышно.

Остановились на секунду. Чабринович согнулся пополам, кашляет, хватает ртом воздух. Я взял его за плечо, прислушался.

Топот копыт. Лошади. Конный патруль.

— Дальше. Быстро.

Мы побежали дальше. Переулками, дворами, через заборы. Чабринович падает, я поднимаю его. Падает снова, я волоку за собой.

Мы добрались до реки. Миляцка шумит в темноте, вода быстрая, холодная. Вдоль берега заросли ив и кустов.

Нырнули в кусты. Присели, затаились. Дышим тяжело, хрипим.

Чабринович откашливается, сплевывает кровь.

— Не могу больше, — прохрипел он. — Оставь меня.

— Тихо, молчи.

На улице за нашей спиной раздался топот копыт. Лошади проскакали мимо. Жандармы кричали друг другу:

— Видел кого?

— Нет! Поехали к мосту!

Умчались.

Мы сидели в кустах. Ждали. Минуту. Две. Тишина, только шумит река.

Чабринович смотрел на меня в темноте.

— Кто ты? — спросил он снова. — Зачем спас?

— Александр Соколов. Русский.

— Зачем?

— Тебя ждут в Белграде.

Он молчит. Потом кивает.

— «Черная рука»?

— Да.

Он криво усмехнулся.

— Значит, я еще нужен им.

Я не ответил. Встал, выглянул из кустов. Улица пустая. Вдалеке огни, слышны крики, звон колокола. Город проснулся. Пожар отвлек многих.

— Поехали. Лошади за городом, в лесу. Дойдешь?

— Попробую.

Я помог ему встать. Мы пошли вдоль реки, прячась в зарослях. Медленно, осторожно. Он держался за меня, тихо кашлял, стараясь сдержаться.

Прошли с полмили. Город остался позади, огни далеко. Здесь темно, лес подступает к реке. Нашел место, где спрятал лошадей днем. Две лошади привязаны к дереву, жуют траву. Услышали нас, фыркнули.

Я подвел Чабриновича к лошади, помог сесть в седло. Он еле держался в седле, качался, как по ветру.

— Держись за гриву. Крепче.

Сам сел на вторую лошадь. Развязал поводья, тронул пятками бока. Лошадь тронулась шагом. Вторую я вел за поводья.

Мы поехали через лес на юг, к сербской границе. Темно, ветки били по лицу, цеплялись за одежду. Лошади шли медленно, спотыкались о корни.

Чабринович сполз с седла. Я остановился и поймал его. Посадил обратно, привязал веревкой к седлу, чтобы не упал.

— Потерпи. До границы три часа езды.

Поехали дальше.

Выбрались из леса на дорогу. Широкая грунтовая дорога вела на юг. Здесь можно двигаться быстрее, я пустил лошадей рысью.

Чабринович качался в седле, голова опущена. Без сознания или спит.

За спиной, далеко, Сараево. Огни города мерцают в темноте. Красное зарево пожара еще виднелось над крышами. Я слышал далекий звон колоколов. Ищут. Будут искать до утра.

Но мы уже далеко.

Скачем час. Два часа. Небо посветлело на востоке. Впереди горы, темные силуэты на фоне неба.

Граница близко.

Дорога петляла между холмов, поднималась в горы. Воздух холоднее, пахло хвоей и сыростью. Лошади устали, шли медленнее, храпели.

Чабринович тяжело дышал. Жив. Пока жив.

Впереди на дороге появились силуэты. Трое мужчин. Стоят, ждут. Одеты по-крестьянски, темные куртки, шапки. Но стоят как солдаты, напряженно, руки под куртками. Там наверняка оружие.

Я натянул поводья. Лошадь остановилась. Вторая лошадь с Чабриновичем остановилась рядом.

Один из мужчин шагнул вперед. Высокий, широкоплечий, темная борода, шрам через левую щеку. Лет тридцати пяти.

— Стой! — крикнул он по-сербски. — Кто идет?

— Соколов. Александр Соколов. Русский корреспондент. Меня ждут.

Бородатый прищурился, подошел ближе. Изучал меня, потом посмотрел на Чабриновича.

— Это он? Чабринович?

— Да.

— Живой?

— Пока да. Болен. Чахотка. Ему нужен врач.

Бородатый кивнул двум другим. Они подошли, сняли Чабриновича с седла, осторожно, как мешок. Он застонал, не открывая глаз.

— Отнесите в домик, — приказал бородатый. — Уложите, дайте воды. Врача пошлем из ближайшей деревни. Мы переправим его через границу.

Двое понесли Чабриновича в сторону леса. Там виднелась маленькая хижина, охотничий домик или сторожка.

Бородатый повернулся ко мне.

Глава 6

Переход

Бородатый пристально глядел на меня.

— Слезай. Лошадей мы заберем. Ты пойдешь пешком.

Я спешился. Ноги затекли, колени слегка дрожали. Я устоял, держась за седло.

— Куда идти?

— Со мной. До Дрины три мили. Там переправа. Оттуда в Сербию.

— А австрийцы? Граница охраняется?

Бородатый усмехнулся, показал желтые зубы.

— Охраняется. Но не везде. Мы знаем тропы. Идем.

Он взял мою лошадь под уздцы, повел в лес. Я пошел следом. Ноги тяжелые, каждый шаг давался с трудом. Я лазал по стенам, бежал, скакал на лошади. Тело требовало отдыха.

Но надо идти, а не отдыхать.

Мы шли по лесной тропе. По узкой, заросшей, едва видной тропе. Бородатый шел впереди, уверенно, не оглядываясь. Знает каждое дерево, каждый камень.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Войислав. Боец «Черной руки». Майор Танкович послал меня встретить тебя.

— Танкович знает о побеге?

— Знает. Чирич передал ему вчера. Сказал, русский корреспондент попытается вытащить Чабриновича. Если получится, привести к границе. Мы ждали всю ночь.

— А если бы не получилось?

Войислав пожал плечами.

— Тогда мы бы подождали до рассвета и ушли.

Лес густой, сумрачный. Птицы начинали просыпаться, щебетали в ветвях. Где-то далеко прокричал тетерев.

Вышли на опушку. Впереди обрыв, внизу река. Широкая, темная, течет быстро. Дрина. Граница между Боснией и Сербией.

Войислав остановился, показал рукой вниз.

— Вот. Видишь мост?

Я всмотрелся. Вдалеке, в полумиле вниз по течению, виднелся деревянный мост. Узкий, старый. На этой стороне австрийская караульная будка, маленькая, с полосатым шлагбаумом. На той стороне сербский пост.

— Официальная переправа, — сказал Войислав. — Охраняется. Сейчас смена караула, утро, там человек пять австрийцев. Увидят нас, будут стрелять.

— Тогда как?

— Вниз по реке. В полумиле отсюда старая паромная переправа. Паром давно сгнил, но там мелко, брод. Вода по пояс, не больше. Перейдем вброд.

— А австрийские патрули?

— Там не ходят. Место неудобное, скалы, заросли. Мы пользуемся этой переправой два года. Ни разу не поймали.

Мы пошли дальше вдоль обрыва. Я шел следом. Тропа спускалась круто вниз, каменистая, скользкая. Я держался за стволы деревьев, чтобы не