Литания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

«Журавль, – не без злости вспомнил он, – рекомендовал бить ею только о гладкие, ровные поверхности – к примеру, о генуфлекторий или о ковер…»

Несомненно, главная цель рекомендации Журавля состояла в предохранении мягкой, похожей на замшу поверхности повязки от лишнего износа. Если так, грубый каменный пол тут не годился, а Журавлю Шелк, как ни взгляни, оставался кое-что должен – не в последнюю очередь оттого, что задумал вытянуть из Журавля затребованную Кровью сумму, хотя Журавль уже не раз обошелся с ним по-дружески.

Вздохнув, Шелк сбросил ризы, сложил их вдвое, расстелил на полу и начал хлестать повязкой по сложенной ткани, пока повязка не разогрелась сильнее рукояти азота. Обмотав ею ногу, Шелк с трудом поднялся на ноги, оделся (в подземной прохладе, на непрекращающемся сквозняке, теплые ризы приятно грели не только тело, но и душу) и решительно двинулся в путь – в том направлении, которое вернее всего вело к Лимне.

Отправившись навстречу неизвестности, он начал считать шаги – дабы хоть приблизительно понимать, далеко ли ушел от входа. Счет поначалу вел молча, шевеля губами, а на каждой сотне разгибая очередной палец сжатой в кулак ладони, но вскоре обнаружил, что считает вслух. Негромкие отзвуки собственного голоса вкупе с сомнениями, разжал ли он кулак целиком единожды, отмерив пятьсот шагов, или дважды, насчитав целую тысячу, действовали успокаивающе.

Мало-помалу казавшийся всюду совершенно одинаковым туннель кое в чем да менялся, и вскоре перемены сделались столь любопытными, что Шелк, спеша изучить их, позабыл о счете. Местами природный песчаник уступал место крылокамню, разделенному швами через каждые двадцать три шага, подобно мерному кубиту. Кое-где ползучие светочи, откликающиеся на звук, окончательно вышли из строя, и тогда приходилось идти вперед в темноте. В такие моменты Шелк, пусть даже понимая, насколько глупы подобные страхи, никак не мог полностью избавиться от опасений свалиться в яму либо наткнуться на еще одного талоса (если не что-нибудь куда более устрашающее), поджидающего впереди. Дважды ему попадались на глаза двери из пластин-лепестков, точно такие же, как та, что преградила путь в комнату под святилищем Сциллы, и тоже накрепко запертые, а один раз коридор разделился на два, и он наугад свернул влево, после чего трижды миновал темные, довольно зловещие зевы боковых коридоров, ответвлявшихся вбок от выбранного.

Все это время ему неизменно казалось, что туннель ведет вниз, слегка под уклон, воздух становится прохладнее, а сырость на стенах обильнее.

На ходу он, перебирая четки, молился, а затем принялся увязывать расстояние, пройденное за три полных круга, с подсчетом шагов и наконец пришел к заключению, что шагов отмахал десять тысяч триста семьдесят – эквивалент пяти полных кругов на четках с нечетным десятком. В общей сложности, с первоначальными пятью сотнями (а может, и тысячей), получалось…

Лодыжка вновь начала изрядно побаливать. Освежив повязку, как в прошлый раз, Шелк вновь похромал вдоль туннеля. Теснота и мрак с каждым неверным шагом угнетали все сильней и сильней.

Нередко его охватывало мучительное, практически неодолимое желание повернуть назад. Казалось, позволь он азоту остыть, возьмись за дверь вновь, дверь наверняка не устояла бы, поддалась без труда, и он уж давно вернулся бы в Лимну. Чистик рекомендовал там несколько заведений… как же они назывались? И как назывались те, что попадались на глаза в поисках Хузгадо?

Впрочем, нет, местные харчевни рекомендовал не Чистик, а кучер голомероса. Одно назвал очень приличным, но дорогим, и называлось оно «Ржавый фонарь». В кармане лежит ни много ни мало семь карточек: пять осталось от прощания с Дриаделью, а еще две – от тех трех, что пожертвовал ему Кровь на исходе фэалицы. «Фартовый ужин» с Чистиком обошелся последнему в восемнадцать долек. Тогда это казалось несуразно огромной суммой, но в сравнении с семью карточками – сущий пустяк. Роскошная трапеза в одной из лучших гостиниц Лимны, удобная постель, обильный завтрак поутру… всего-то карточка, и еще сдача останется! И как же глупо не повернуть назад, не вернуться туда, откуда до всех этих благ жизни рукой подать!

В памяти сами собой, одно за другим всплыли с полдюжины слов, вполне годящихся для отпирания двери, однако оставшихся неопробованными: выпусти, разъединись, расступись, раздвинься, исчезни, отверзнись, в конце концов…

Однако гораздо хуже оказалось смутное, безосновательное ощущение, будто он уже повернул назад и идет не на север, к Лимне, а снова шагает на юг, и в любую минуту, за любым изгибом, за любым поворотом увидит убитого талоса.

Талоса, павшего от его рук… но напоследок словно бы отправившего его в могилу. Талос мертв, а сам Шелк погребен глубоко под землей. Еще немного, и он встретится с Дриаделью, со старым патерой Щукой и с собственной матерью в соответствующих стадиях разложения, уляжется рядом с ними на полу коридора (за выбором места дело не станет: ведь разницы-то – никакой), и они расскажут ему о многом, обо всем, что надлежит знать сущему среди мертвых, совсем как патера Щука в день первого появления на Солнечной рассказывал об окрестных лавках, о жителях квартала, о необходимости покупать рубашки и репу у немногих торговцев, хоть с какой-нибудь регулярностью посещающих жертвоприношения, об известных лгунах и мошенниках, коих следует остерегаться…

Раз откуда-то издали донеслось хихиканье, безумный смех без единой нотки веселья, добродушия, да и вообще хоть чего-либо человеческого – смех демона, пожирающего в непроглядной тьме собственную плоть.

Казалось, так, усталый, мучимый страхами, шел он вперед добрую половину дня, если не больше, и вот под ногами захлюпало. Судя по мутным отражениям неярких светочей, ползавших по потолку, считать пустяковыми масштабы потопа не стоило: вода заливала пол коридора, на сколько хватало глаз. В нерешительности остановившись у кромки чистого, неподвижного водоема, Шелк вынужден был признать, что еще через лигу-другую туннель, которым он шел столь долгое время, вполне может оказаться затопленным доверху.

Опустившись на колени, глотнув воды, он обнаружил, что здорово измучен жаждой. Против попытки встать правая лодыжка запротестовала так горячо, что Шелк вместо этого сел, не в силах более скрывать от себя самого, насколько устал. Похоже, надо бы отдохнуть часок прямо здесь… Наверху, вне всяких сомнений, уже темно, а патера Росомаха (которому наверняка не терпится взяться за шпионаж всерьез), надо думать, давно уж гадает, куда он мог пропасть. Майтера Мрамор, видимо, тоже в недоумении, а вот Чистик с Синелью, скорее всего, отправились в город, оставив для него весточку на остановке голомеросов…

Разувшись, Шелк с невероятным, неожиданным наслаждением растер ступни и – наконец-то! – улегся отдыхать. Грубый, шероховатый, не суливший ни малейших удобств, пол коридора отчего-то