Берсеркер: Маска Марса. Брат берсеркер. Планета смерти - Фред Сейберхэген

– Сэр, можно сказать вам пару слов наедине?

– Ни единого слова больше не будет произнесено, ни тобой, ни для тебя, – негромко отозвался Андреас. Он слегка повернул голову, прислушиваясь, и снова улыбнулся.

Из-за спины Андреаса послышался шорох гравия, словно кто-то приближался размашистым шагом. Раз гравий так хрустел, значит неизвестный был невероятно тяжелым. Потом над невысокой стеной показалась макушка со спутанной копной темных волос. Судя по шагам, ноги касались дорожки, до которой было добрых метра три. Ни один человек не мог быть таким высоким. Томас ощутил непривычную слабость в коленях и на мгновение поверил, что его в конце концов погубил собственный цинизм. Наивные благочестивые дурни оказались правы. Должно быть, сейчас следом за Торуном явятся все, кто погиб на турнире, был расчленен, сожжен или закопан в землю по пути наверх, – сейчас они окажутся здесь, смеясь на ходу…

Невероятная фигура возникла напротив Томаса, в воротах, и двинулась сквозь них.

Это был Торун.

Глава 13

Буйные темные волосы Торуна были перевязаны золотой лентой. Меховой плащ, хотя и был очень большим, едва прикрывал громадные плечи. На поясе у Торуна висел изумительный меч длиной почти с копье Томаса. Все как в легендах. Но вот лицо…

Казалось, Торун не видит ничего вокруг. Он смотрел поверх голов Андреаса и Томаса, через все еще открытые внешние ворота (стоявший в воротах хромой раб с колотушкой разинул рот, словно думал, что взгляд бога устремлен на него). Казалось, Торун обводит своим ужасным немигающим взглядом весь мир. Остановившись, Торун застыл на месте. Он стоял как вкопанный, будто был статуей.

Андреас ничего больше не сказал, а если и сказал, Томас не услышал его слов. Вместо этого верховный жрец поклонился, молча и подобострастно, хотя на его губах по-прежнему играла усмешка, и убрался с дороги бога.

Глаза Торуна шевельнулись, притом что голова осталась неподвижной, и бог посмотрел на Томаса. Его глаза в буквальном смысле слова светились изнутри, подобно тому, как у некоторых животных они светятся ночью. Свет был красно-оранжевым. Быстро оглядевшись по сторонам, Томас увидел, что взгляд бога сосредоточен на нем одном – никто больше не стоял рядом с ним. У одной из стен, окружавших площадь, стоял Лерос. Бывший жрец-распорядитель согнулся в глубоком поклоне, как и множество других людей на стенах и на площади.

Теперь на них смотрели десятки людей – в белых одеяниях и в сером тряпье. Те, кто стоял посреди площади, разбегались, стараясь забраться повыше и не оказаться на пути у божества. На всех лицах застыл благоговейный ужас. Почти на всех. Один лишь Фарлей был безучастен.

Торун сделал шаг вперед. Его движения были проворными и выглядели достаточно естественными, если не сказать грациозными, но почему-то создавалось впечатление, будто перед тобой статуя. Возможно, причина крылась в лице, абсолютно нечеловеческом, хотя его черты были совершенно правильными. Не похоже на лицо бога – если только не предположить, что боги были чем-то меньшим, чем люди, что они, строго говоря, не были живыми.

Однако Торун шагал размашисто и весьма целеустремленно. Наблюдая за тем, как меч бесконечно долго покидает ножны, Томас вовремя начал двигаться. Он отпрыгнул, уклоняясь от меча, прочертившего дугу, и тот с мягким, печальным вздохом скользнул мимо – а ведь такой удар мог бы скосить человека, словно травинку. Вслед за этим губы бога войны наконец-то разомкнулись, и из них вырвался оглушительный боевой вопль. Это был странный и ужасный звук, такой же нечеловеческий, как и горящие, немигающие глаза на безжизненном лице.

Томас успел вовремя взять копье на изготовку и машинально отразил следующий удар Торуна. От удара у Томаса онемели обе руки, а окованное железом древко едва не вырвалось из рук. Это было похоже на ночной кошмар, словно он снова стал мальчишкой и столкнулся в бою со взрослым воином. Зрители разразились одобрительными возгласами. Кем бы или чем бы ни являлся Торун, он был намного сильнее любого человека.

Торун наступал, размеренно и неспешно. Томас, кружась, отходил. Он знал, что должен сейчас продумать и провести лучший в своей жизни бой.

Томас действительно начал лучший в своей жизни бой, но сразу же был вынужден признать, что положение безнадежно. Его самые яростные и мощные атаки отбивались легко, без малейших усилий, а меч Торуна действовал с такой убийственной силой и меткостью, что Томас знал: ему не удастся долго парировать их или уворачиваться от них. От ударов меча о копье руки Томаса устали и начали неметь. Томас держал копье обеими руками, словно посох, и спокойно отступал, пытаясь выработать подходящую стратегию, выследить слабое место в обороне его чудовищного противника. Что это был за противник – бог, человек или кто-то еще, – его совершенно не волновало. Во всяком случае, в этот момент.

Наконец Томас произвел удачный финт, нанес прекрасный удар, и наконечник копья целиком погрузился в меховую тунику Торуна. Но под туникой оказался прочный доспех, и копье бессильно отскочило. Внезапная надежда погасла так же быстро, как и вспыхнула. Зрители ахнули, изумленные кажущимся успехом Томаса, потом облегченно вздохнули – словно мир на мгновение накренился и вернулся в прежнее состояние. Торун был несокрушим.

Тем не менее у Томаса сохранялся проблеск надежды. Раз он сумел один раз поразить цель копьем, то, возможно, сумеет сделать это снова. Если грудь и живот, прикрытые меховой одеждой, оказались неуязвимыми, куда же следует направить удар?

Может, в лицо? Нет. Если целиться в ногу, он сможет держаться чуть дальше от Торуна, и это будет не так самоубийственно. Томас присмотрелся к конечностям противника. Ничем не защищенные колени не были сплошь покрыты кожей, как у людей. На них виднелись аккуратные, плавно перемещавшиеся трещинки, словно ноги принадлежали хорошо сделанной кукле. Щель в колене была очень маленькой и подвижной мишенью, но не более сложной, чем крылатые насекомые, которых Томас иногда поражал ради тренировки.

Поскольку ничего лучше придумать не удалось, Томас провел ложную атаку на верхнем уровне, потом на нижнем, снова на верхнем, а затем вложил все свои силы и искусство в низкий выпад. Глазомер и руки не подвели его. Жало копья без промаха нашло крохотную щель, которая к тому же сузилась еще больше, когда Торун выпрямил ногу.

По древку копья пробежала крупная дрожь, раздался громкий скрежет металла. Торун пошатнулся, но не упал. Где-то хлопнула дверь;