Изгой. Проклятье клана - Макс Громов

Воспоминания моментально рассеиваются, и я ловлю себя на мысли, что это был один из последних дней того человека. Что же случилось дальше? Хотел бы я об этом узнать.

— Там мясо свежее было, — огрызается Муран, но глаза его тоже прикованы к котлу.

Я молчу. Сижу чуть поодаль, спиной к стене, чтобы видеть всех. Арбалет лежит на коленях.

Елисей помешивает варево деревянной ложкой. Жир всплывает пузырями, образуя маслянистую плёнку. Через полчаса мясо разваривается, превращаясь в густую темноватую похлёбку. Он разливает её по деревянным мискам, доставленным из того же дома.

Первая миска — мне.

Я беру её, но не сразу подношу ко рту. Смотрю, как Елисей раздаёт остальным. Как они жадно набрасываются на еду, чавкая, обжигаясь, но не останавливаясь.

— Что, боишься, что я отравил? — Елисей смотрит на меня, и в его глазах — усталая насмешка.

— Да, — честно говорю я и жду, пока он сам не отхлебнёт из своей миски.

Только тогда пробую. Мясо всё ещё жёсткое, но травы перебивают вкус затхлости. Горячий бульон обжигает губы, но я пью, чувствуя, как тепло растекается по животу. Первая за дни нормальная еда.

Остальные едят молча, слишком занятые, чтобы говорить. Только хруст хлебных корок, чавканье, причмокивания. Глеб вылизывает миску, потом ковыряет в зубах ногтем. Артём осторожно собирает крошки со дна.

Я доедаю последний кусок, чувствуя тяжесть в желудке. Сытость делает их расслабленными. Глеб даже откинулся назад, ухмыляясь.

— Ну что, боярин, — говорит он, — может, теперь и спать ляжем?

— Спите, — отвечаю я. — Я постою на страже.

Они переглядываются. Они понимают.

Я не доверяю. И не усну. Ни сегодня. Ни завтра.

Пока не найду то, зачем пришёл. А до тех пор — буду бодрствовать.

С арбалетом на коленях. И смертью на кончиках пальцев.

Они уходят в дом — шаги глухо стучат по половицам, потом стихают. Я остаюсь у догорающего костра, спиной к грубой каменной стене. Ночь уже вступила в свои права, и звёзды здесь, над Пустошами, кажутся слишком яркими, слишком близкими. Как будто кто-то рассыпал серебряные гвозди по чёрному бархату.

Они решили спать. Потому что поняли — я могу убить их и бодрствуя.

Арбалет лежит у меня на коленях. Пальцы сами собой проверяют тетиву, привычным движением поправляя механизм.

Тишина.

И в этой тишине — воспоминания.

Тогда, десять лет назад, под стенами Карандской крепости, я тоже не спал трое суток. Командовал тогда спецотрядом — двадцать человек, отобранных лично. Мы прорывались через подземные туннели, чтобы ударить в тыл осаждающим. Двадцать человек. Вернулось семеро.

— Капитан, — тогда молодой Лорик, с перебитой ногой, схватил меня за рукав. — Мы не выйдем.

— Выйдем, — ответил я и втащил его на спину.

Мы вышли.

Потом были другие миссии. Другие ночи. Другие смерти. Бессонница стала привычкой, а потом — частью меня. Я мог не спать неделю, мог заснуть на минуту и проснуться от шороха.

— Ты железный, — говорили мне.

Нет. Просто знал — стоит расслабиться, и всё. Конец

Холодный ветерок шевелит пепел в костре.

Город накрыло тишиной. Только изредка слышно уханье совы или какого-то другого животного или птицы.

А еще я слышу из дома звук скрипа пола, чей-то тихий кашель. Скорее бы они уснули, я бы мог немного расслабиться.

Я заметил, что некоторые действия и слова вызывают во мне те самые воспоминания предшественников этого тела.

Лютович.

Лютович, Лютович, мысленно повторяю, надеюсь, что возникнет еще какое-то воспоминание, но абсолютно ничего не происходит.

А затем вовсе все затихает. И это становится немного не по себе. Но я на чеку, я наготове, я привык и не к таким ситуациям. Я привык к чему угодно.

Я поднимаюсь, немного разминаю ноги, плечи, шею. Арбалет из рук не выпускаю, прислушиваюсь. Не слышно никакого шороха, ни криков животных, тем более птиц. Тишина.

Тьма сгущается, но впереди, за поворотом узкой улочки, мерцает бледное свечение. Не огонь, не луна – что-то другое. Холодное, почти жидкое, оно струится между камней, облизывает почерневшие стены домов.

Я встаю. Арбалет – в руках.

Страх? Нет. Я не помню, когда боялся в последний раз. Страх – для тех, у кого есть слабости. А я – железо. Я – клинок, закаленный в сотнях схваток. Что бы это ни было – оно ответит мне или падет.

Улочка узкая, как щель между зубами. Стены домов наклонены, будто хотят схлопнуться, раздавить незваного гостя. Но я иду. Шаг. Еще шаг.

Камни под ногами скользкие, поросшие мхом. Воздух пахнет сыростью и чем-то еще – горьким, как дым от сожженных трав.

Свечение становится ярче. Оно пульсирует, будто дышит.

Может, ловушка? Может, князь знал, куда я пойду?

Я усмехаюсь. Пусть пытаются.

Поворот. И – оно. Фигура из света. Бесформенная, но в то же время – что-то в ней есть от человека. Только без лица, без пола, без четких границ. Просто сияющий ореол, а внутри – пустота, гуляющий ветер.

Оно не нападает. Не шевелится. Просто стоит.

Я поднимаю арбалет.

— Говори. Или исчезай.

Тишина.

Потом