И возродятся боги - Наталья Способина

ясно солнышко, – сказал Миролюб. – Стоило одному нарушить клятву – и все покатилось, как камень с горы. Теперь, как бы ни пытались основатели остановить гибель миров, пока безумец не успокоится, будет становиться только хуже.

– Подчини Гарай аэтер, он вправду мог бы стать всесильным, – заметил Алвар, и теперь уже Альгидрас принялся переводить его слова. – Только ни Сумиран, ни Гаттар, который во второй раз пообещал этому глупцу золотые горы, не собирались отдавать аэтер. Они все стремились друг друга обмануть. Но Гарай верил, что сможет всех переиграть.

– Что же они все так хотят быть всесильными?! – воскликнула я, и Миролюб, обернувшись, бросил на меня долгий взгляд.

А я подумала, что, наверное, только сильный человек способен вырасти из своей мечты о безграничной власти. Как Миролюб.

– Предвкушение могущества туманит разум, – пожал плечами Алвар.

Некоторое время мы шли в молчании. Лес начал редеть, и вскоре Грит, остановившись, произнес:

– Осталось немного. Обогнем вот эту скалу по краю и выйдем к пещере.

Он указал на поросший деревьями склон, видневшийся сквозь листву. Вран шумно выдохнул и сел на поваленное бревно. Вслед за ним по кивку Алвара расселись кто куда остальные савойцы, а потом и Грит. Я после колебаний тоже устроилась на земле, вытягивая ноги. Альгидрас остался стоять.

– Нельзя дозволить Гаттару перенести разум в мальчонку, – произнес Миролюб очевидное.

Он тоже не стал садиться и теперь возвышался над нами, глядя сверху вниз.

– И Деве нельзя дать направить в него аэтер. Она ничуть не лучше Гаттара, – вполголоса заметил Альгидрас.

Я тряхнула головой. Несмотря ни на что, мне все еще не верилось в реальность переселения разума, или, если угодно, сущности.

– Она порой показывала всякое, – словно в ответ на мои сомнения сказал Миролюб. – По картинкам понять трудно, но от них такое томление в душе. И будто точно знаешь, что все возможно. Будто нет границ.

После этих слов наступила тишина. В этой странной густой тишине, где не слышалось ни шума волн, ни привычных звуков леса, доспехи на вскоре вставших с земли савойцах скрипнули и звякнули особенно громко. Вран протянул руку Гриту, помогая тому подняться.

– Может, спрятать девочку здесь? – спросила я.

– Этой дорогой придут люди старейшины, когда мир оживет, – покачал головой Грит. – Пока я жив, я не позволю ей умереть.

С этим заявлением никто спорить не стал.

Выступили мы без каких-либо речей и напутствий. Грит лишь пояснил, что придется пройти по мелководью, а Алвар отдал приказ своим людям идти замыкающими.

Вран отступил с тропинки, пропуская нас с Альгидрасом вперед. Его лицо было абсолютно безмятежным: исчезла скорбная морщина, залегшая на лбу после смерти Алиша, не было привычной улыбки. Таким же отстраненно-спокойным я уже видела его однажды, когда много лет назад он прилаживал стрелу в арбалет на лесной дороге между Каменицей и Свирью.

Ступив в воду, покрытую замершими мелкими волнами, я постаралась выкинуть все мысли из головы. Я могла бы вновь повторить, что убью любого, кто причинит вред моему сыну, но теперь понимала, что это лишь слова. Я никого не смогу убить. Никогда. Сейчас моя задача – не стать защитой для наших врагов, не позволить им выжить в битве против нас. Как это сделать, я пока не знала.

Остановившийся у выступа скалы Альгидрас неожиданно оглянулся – и мое сердце оборвалось. После того как на мосту через Стремну он смотрел так же – будто желая меня запомнить, – мы не виделись пять с лишним лет. Сейчас цена могла быть гораздо страшнее. Я тоже постаралась запомнить его – такого серьезного, сосредоточенного и бесконечно любимого.

Не дожидаясь ничьей команды, Миролюб первым шагнул за выступ.

Льются медом чужие речи,

Сеют смуту в душе уставшей,

Тяжким грузом ложатся на плечи

И, подобно листве опавшей,

Укрывают грязную правду.

Все былые старанья втуне:

И той правды уже не надо,

И приходит пора раздумий.

И приходит пора сомнений,

Где тебе лишь шаг до ошибки.

Где готов ты пожертвовать теми,

Кто, мечтой обманувшись зыбкой,

Подтолкнул тебя к этому краю

И в исходе тебя уверил.

Только вера, пускай и слепая,

Защитит, не допустит потери.

Глава 28

На подходе к скале ноги стали ватными. Воображение точно сорвалось с цепи. Картинки, одна страшнее другой, мелькали перед глазами с такой скоростью, что закружилась голова. Впервые я поняла Альгидраса. Так и до сумасшествия недалеко. А главное, я не могла определить, что из этого просто мои страхи, а что – реальные картинки чьего-то прошлого. Я видела кровь, огонь, какие-то фрукты на протянутой мозолистой ладони и улыбающегося Будимира.

Мелководье, по которому мы огибали выступавшую в море гору, было бирюзовым и… мертвым. От наших шагов по воде даже не расходились круги. Альгидрас шел впереди. Я смотрела на мокрые пряди его волос, торчавшие в разные стороны, и очень хотела, чтобы все поскорее закончилось, как когда-то в юности ночью накануне экзамена мечтала поскорее оказаться в следующем вечере.

Скалу, в которой темнел довольно большой вход в пещеру, отделяли от моря метров тридцать усыпанного галькой берега. Посередине этого пространства в одиночестве стояла Дева, безмолвная и прекрасная, как и прежде.

Миролюб оглянулся на Альгидраса, потом на Алвара.

– Что делать будем? – его хриплый голос в тишине мертвого мира прозвучал неожиданно громко.

Алвар на него шикнул, однако было поздно.

– А вот и вы! – воскликнул вышедший из пещеры Гаттар. Он выглядел совсем так же, как и в нашу последнюю встречу, – веселым, уверенным в себе. И улыбка у него была такая же, как и прежде, – добрая и располагающая.

Димка сидел у него на руках, живой и невредимый.

– Мама! – радостно закричал он и дернулся было спрыгнуть на землю, однако Гаттар его не отпустил. – Мама, дедушка Гарай нехороший, – пожаловался Димка. – Он забрал меня от дома. Дядю Алиша толкнул, а меня забрал. Я не хотел уходить, честно-честно. Ты же не сердишься?

Сын так разволновался, что начал тараторить с сумасшедшей скоростью.

– Не сержусь, – улыбнулась я заледеневшими губами.

Гаттар смотрел на Диму как добрый дядюшка.

– А потом дядя Гаттар встретил нас в лесу и забрал меня. Сказал, что ты за мной сюда придешь. А дядя Алиш не сердится, что я ушел? Я обещал