И возродятся боги - Наталья Способина

Я понимала, что уговариваю сама себя, потому что… не хочу проводить обряд над Гаттаром. Я не могла сказать, что не верю ему, нет. Наоборот, его рассказ показался мне логичным, хотя в нем наверняка были несостыковки, но найти их так сходу не получалось. Я попросту боялась этого обряда, не представляя, как смогу ранить кого-то, а еще не была уверена в том, что у меня получится направить силу в Димку… Но помимо страха и неуверенности было что-то еще, и я никак не могла понять, что именно.

Альгидрас и Алвар молчали, и их молчание пугало меня еще больше, чем недавнее безмолвие целого мира. В голову лезли мысли о том, что, возможно, это и был их изначальный план: привести меня сюда, ни о чем не подозревающую, чтобы у меня не было пути назад ни в прямом, ни в переносном смысле. Вот только пошли бы они на отравление Димки? Я вдруг с ужасом поняла, что не знаю ответа на этот вопрос. Я не была уверена ни в ком из них. Чувство недоверия накатило с такой силой, что по телу побежали мурашки.

«Дева не может навеять», – говорил Алвар. «Дева показывает тебе твои собственные страхи», – говорил Гаттар. Господи! Я прижала ладони к щекам, понимая, что готова уже утопиться в этом ожившем море, потому что не знаю, где правда и что мне делать.

– Почему собственные силы не лечат Димку? – дрожащим голосом спросила я, желая, чтобы кто-то из них наконец нарушил тишину.

– Стихии Воды и Воздуха в нем дремлют и не придут на помощь, – медленно произнес Альгидрас и печально улыбнулся, когда Димка громко попросил дельфинов не уплывать, а подождать его маму.

– А Огонь? – я с надеждой повернулась к Алвару, и тот, посмотрев на меня, спокойно ответил:

– Своего Огня в нем уже нет, краса.

– Но как тогда?.. – начала было я и, озаренная, медленно повернулась к Димке.

Вран, бледный и очень сосредоточенный, сжимал руку моего сына, и было видно, что поддерживать разговор и изображать воодушевление ему совсем непросто. Как же я сразу этого не поняла?!

– Это сила Врана?

– Нет. Вран бы уже тоже истощился.

Во взгляде Алвара, обращенном на морскую гладь, читалось умиротворение.

«Я отдам свой Огонь на алтарь последнего из хванов…»

Он умирает сейчас за моего сына? Или… это лишь игра?

– Алвар, дай мне руку, – попросила я.

– Я не могу, краса, – по-прежнему глядя на море, ответил он. – Если ты возьмешь мою руку, сила будет уходить в Димара быстрее, а я этого не хочу. Я и так не знаю, насколько меня хватит.

Несколько секунд я смотрела на отрешенное лицо Алвара, а потом поняла, что у меня есть выбор: верить или нет. И я выбираю первое. Потому что это же Алвар. Он самый честный парень на свете. Но тогда выходит, что врет Гаттар? Или же Сумиран просто обманул Алвара, а тот – невольно – нас?

Я обессиленно закрыла глаза.

Миролюб опустился на гальку рядом с Алваром и произнес, понизив голос:

– Подумал тут… Хванец, прикрой нас от Девы, чтобы до этого не долетело, – кивком указал он на оставшегося у Девы Гаттара.

Альгидрас на миг оглянулся и прикрыл глаза. Тревога и ужас, сковывавшие меня, вдруг стали ослабевать и отступать, как когда-то в Свири.

– Говори, – поторопил Альгидрас. – Долго, боюсь, не смогу.

– Любой обряд можно прервать, – склонившись к нам, прошептал Миролюб. – Алвар, ты ведь поймешь, когда мальчонка исцелится?

Алвар кивнул, глядя прямо перед собой.

– Ну так остановим обряд – и дело с концом.

– Да не остановите вы его, отроки вы бесхитростные, – Гаттар оказался за спиной Альгидраса так неожиданно, что мы все вздрогнули, а Альгидрас, закрывавший нас, потерял концентрацию: ужас и безысходность, накатившие на меня, разом вышибли весь воздух из груди. – Миролюб-Миролюб, глуп ты, хоть и мнишь себя самым хитрым. Твоя беда в том, что твой выбор – положиться на друга. А он тебе сегодня друг да брат, а завтра нож в спину воткнет, – Гаттар указал на Алвара и, сплюнув, продолжил: – Как мой бесхребетный братец. Знаешь, что будет, если обряд прервать?

Миролюб, задрав голову, смерил возвышавшегося над нами Гаттара неприязненным взглядом. Альгидрас, стиснув зубы, смотрел прямо перед собой, а его левая рука сжималась и разжималась, будто он мечтал придушить человека, стоявшего за его спиной. Ненависть, чистая и незамутненная, – вот что бурлило сейчас в нем. И только Алвар оставался закрытым и отстраненным. Будто его вовсе здесь не было.

– Аэтер не остановится, она вырвется в мир – жадная, истосковавшаяся по свободе. Это вы мните, что у нее ничего нет ни здесь, – Гаттар коснулся своего виска, – ни здесь, – его ладонь скользнула по груди. – Такого, как у вас, может, и нет, но есть что-то свое, сильное, голодное. Ты не держал в себе стихию никогда и не знаешь, что это. В тебе она заперта, но и она вырвется следом, и тогда ты проклянешь день, когда родился. Мальчик Сумирана – единственный, кто, верно, смог бы обуздать свою стихию, но он не тот, кому можно верить. Да и этого будет мало. Обряд должен дойти до конца. Вам хватит дел: вы будете держать вырвавшиеся стихии. Я не скажу, что каждый из вас непременно выживет, но мы все в равном бою. Я буду верить, что аэтер не заберет всю мою Силу до капли, а оставит крохи на исцеление, а вы верьте, что сможете удержать свои стихии и мир выстоит.

– Мама! – звонко закричал Димка, и я выпалила:

– Я согласна!

Я не могла жить в мире, где не буду слышать его «Мама!».

Альгидрас уткнулся лбом в колени, а Алвар, рассеянно скользнув ладонью по шее Альгидраса, встал.

– К Диме лучше не ходи, – посоветовал он мне.

– Я обещала посмотреть на дельфинов, – прошептала я, тоже вставая. – Мы с ним всегда выполняем обещания.

– Тогда не плачь, – требовательно произнес Алвар. – Это его растревожит. Лишние силы уйдут в никуда.

Я кивнула и, утерев щеки, побежала к морю.

– Ну наконец-то, а то они почти уплыли, – с укором произнес мой сын. – Правда, потом вернулись, как будто меня поняли. Смотри, как вон тот прыгает.

– Здорово!

Дима стоял в воде по колено, и оттого, что он радостно приплясывал, в разные стороны разлетались брызги. Я не смотрела на дельфинов, я смотрела на восторг своего ребенка и мечтала, чтобы все это оказалось дурным сном, чтобы над ухом зазвенел будильник и мне пришлось отдирать себя