Немезида ночного ангела - Брент Уикс

Магов на первый взгляд нет, но даже если и были бы, это не беда. Для магов смотреть в магическом спектре – все равно что изо всех сил щуриться; то есть сделать это можно, причем в любую секунду, но разве кто-то станет щуриться без причины?

С каждым шагом меня все больше захлестывает восторг. Мои способности вообще позволяют мне испытать множество запретных и даже гнусных радостей, но эта радость не такая. Когда я в первый раз пробирался через толпу невидимкой, то был поражен тем, насколько слаженно двигаются в ней люди и насколько наши животные мозги подстраиваются под движения других нам подобных животных.

Ваш нос постоянно находится в поле вашего зрения, но вы не увидите его, если не заставите мозг его заметить. Он всегда на виду, но всегда невидим. То же самое происходит и с людьми, что нас окружают.

Идите в толпу и посмотрите, как каждый незнакомец, мимо которого вы пройдете, пропустит вас, или молча, совершенно неосознанно подстроится, когда вы случайно его заденете. А теперь заденьте того же человека в пустой комнате. Он поведет себя совсем по-другому.

В звере по имени человек обществу подчинено все, от души до кожи. Даже в толкучке он ощутит нарочитое касание. Всего один неправильный толчок покажется ему нестройным голосом, выбивающимся из хора. Казалось бы, невидимка должен с легкостью проходить через толпу, но животное внутри нас интуитивно чувствует подвох; для него неожиданное прикосновение может оказаться прикосновением хищника.

Люди стерпят, даже если их заденет незнакомец. Но я нахожусь вне этой категории.

Поэтому моя радость окаймлена тончайшей и чернейшей болью, что режет меня не хуже любого стального клинка. Целый миг меня мучает тоска, но уже в следующую секунду, когда я одним шагом поднимаюсь на стол, все мое восприятие полностью погружается в тело. Осознанные мысли иссякают, заменяются потоком ощущений и реакций на них.

Это игра, причем смертельная. Соревнование, первое правило которого таково: мои противники не должны узнать, что мы играем. Иначе я потерплю поражение.

Мое самодовольство сдувается при мысли о том, что стоит на кону, и о том, что я, покрытый с ног до головы ка'кари, мухлюю в этой игре – но восторг остается, он бурлит, бьет через край.

Восторг от того, как легко я переношу ногу через ложку, которую подносит к губам одна женщина, и сразу же переступаю через кружку, которой вдруг взмахнул соседний мужчина.

Восторг от того, что следующий мужчина вдруг подается вперед, внимательно слушая какую-то сплетню, и я теряю равновесие, сгибаю колени, выгибаю спину, смотрю через плечо вниз, пытаюсь понять, выпрямится ли он перед тем, как я свалюсь. Кажется… что… нет!

Еще чуть-чуть… Прыгаю!

Я делаю сальто назад, а мужчина в ту же секунду что-то восклицает, энергично кивая. Я приземляюсь на пол за его спиной. Он не прервался, продолжает говорить и, значит, не заметил дуновения ветра от того, как мои ноги рассекли воздух по дуге.

Приземление можно было бы заглушить магией, но у меня очень плохо получается воздействовать ею на звук. К счастью, никто и так ничего не услышал.

Я трачу несколько секунд на то, чтобы восстановить равновесие, и тем временем ныряю под руку человека, несущего к столу котел с похлебкой, затем отшатываюсь от его ноги, которую он перекинул через привинченную к полу скамью, чтобы сесть рядом с друзьями.

Острый край моего восторга снова ранит меня, когда я прокрадываюсь мимо этой компании товарищей: солдат и матросов, которые дружелюбно подшучивают друг над другом, весело улыбаются, ухмыляются, закатывают глаза, хохочут. Я победил их, и я одинок.

Затем мне на глаза попадаются два смутно знакомых человека; они идут мне навстречу, руки заняты едой. Через секунду я вспоминаю, где видел их, – это два брата из коридора, которые чуть на меня не наступили. Мэт и как-там-звали-второго. В тот же миг они оба замечают красивую девушку-техника, которая только что нерешительно присела одна в сторонке. Они притормаживают, оба клонят головы набок – одновременно и одинаково, будто они близнецы, а не просто братья, – после чего переглядываются. В их взгляде разворачивается целая летопись братского соперничества, веселая история длиною в жизнь, которая теперь требует зачина новой главы. И едва они садятся по обе стороны от девушки-техника, которая поднимает глаза и смущенно, благодарно улыбается им, мой восторг совершенно внезапно омрачается, словно в чистые, свежие воды ванной, которую я принимал, вылили ведро крови.

Это ярость.

Я теряю сосредоточенность, натыкаюсь на стену. Приваливаюсь к ней, дрожа всем телом.

Что происходит? Что со мной?

Я делаю три глубоких вдоха и нахожу ответ, от которого мне хочется провалиться сквозь землю. Братство. Сплоченность. Все то, чего у меня никогда не будет. Какая-то черная, уродливая часть меня завидует братьям, у которых все это есть.

А еще более черная и уродливая часть презирает их. Ухмыляется, говоря, что у братьев все есть только потому, что я не убил их в коридоре – хотя мог.

Одна гнусная часть хочет, чтобы они сказали мне спасибо за то, что я их не убил.

А последняя, самая худшая из всех, жалеет, что я этого не сделал.

Может быть, эта последняя и есть настоящий я. Может быть, в глубине души, я и правда такой. А все остальное – притворство, самообман и попытка обдурить окружающих.

Я делаю вдох и отгоняю мысли прочь. Мне нельзя терять самообладание. Я же профессионал. Поплачешь, когда будешь один, в своей кроватке, Кайлар. Будешь скулить, как маленькая собачка, когда тебе – и остальным – не будет грозить из-за этого гибель.

«Ты заменил то, что было, на „собачку“?»

~– Думаешь, чересчур?~

Осталось еще три группы моряков, но мне нужно пробраться только через одну. Я уже вижу впереди длинный коридор. Своим убранством он кричит о том, что здесь начинаются каюты дворян – все обшито полированным красным деревом и ровный свет исходит от магических, а не от обычных фонарей.

Я думаю, какой путь мне выбрать. По периметру зала слишком много людей, которые стоят, прислонившись к стенам. В группе посередине всего четыре человека, но один из них непрестанно дергается и яростно жестикулирует. Мужчина в стороне, похоже, пьян, но спокоен, а между вон тем парнем и той девушкой есть место, но они так смотрят друг на друга, что, похоже,