Фантастика 2025-167 - Алекс Войтенко

Изобретательность его жалоб поражала, поток нытья не высыхал. Все в этом мире было не так: глуповатые крестьяне, проклятая жара, продажные шляхтичи, пыльные дороги, тупые собаки, отвратительные корчмы, бесовый Орден.

Выпады старика достигли апогея у очередного развилки. Вишняк исследовал указатель, почесал нос и заявил:

– О! Здесь неподалеку Кринички, мне туда очень нужно.

— И какая у вас причина, пан Вишняк? — язвительно спросил Ярема.

— Весьма уважаемая, пан пузань. Кум у меня там живет, а я хочу пообедать у него как следует — а не в придорожной корчме кислый борщ хлебать.

— Нет, мы не поедем в Кринички, — сказал Филипп. — У нас есть согласованный Орденом путь и у нас есть приказ придерживаться его.

— В гузно запихни свой приказ, — огрызнулся Марко. — Что вы за ублюдки бессердечны? Здесь три мили, не больше. Я с кумом больше года не виделся, дайте выпить кружку с родственником!

- Нет, пан.

— Кто вы такие, чтобы за меня решать? Босота малолетняя, сорванцы голозади! Бульки из носа не лопнули, а уж череса повесили! Вы хоть на одной задаче были, воины хреновые? Я вас раскусил с первого взгляда! Если я сказал уехали, значит, уехали, о приказах будут еще...

Вишняк решительно направил коня на Кринички, но не успел и шага отъехать, как подлетел Игнат и махнул саблей так, что у Вишняка с бороды осыпалось несколько седых волос.

— Схлопывай пельку. Поедешь, куда сказали, – прошипел Бойко.

Старик испуганно посмотрел на остальных: никто не собирался вмешиваться. Вишняк облизнул губы, дерганым движением пригладил бороду и повернул коня на нужную дорогу.

Игнат показательно достал «Энеиду» и, несмотря на сумерки, уставился на нее. Вишняк молчал, глаза его смотрели на лошадиную гриву. Филипп пожал плечами и достал варган, Ярема разжег трубку. Вишняк молчал. Только когда дым доносился до него, он очень громко кашлял и похрипывал.

Победа над На-Сраци-Чиряком значительно подняла ватаге настроение.

— Слушай, брат, — подъехал к Северину Игнат с видом героя. – Я собираюсь написать Орисе. Не знаю, курва, как начать. Застрял на первом слове. Дорогая? Уважаемая? Подруга? Никогда не писал такие письма. Как вообще обращаться к девушке, которую видел десять минут, но она стала для тебя вкуснейшей конфеткой?

– Начни с «прекрасной», это не фамильярно, но и не холодно, – посоветовал Северин, пытаясь вспомнить, как он начинал собственное письмо. — Когда закончишь черновик, дай мне почитать.

– Зачем? — подозрительно прищурился Игнат.

- Вычитаю на предмет, курва, лишних слов.

Бойко расхохотался и вернулся на позицию запирающего отряда.

Остаток дороги проходил тихо и согласно плану, чему Филипп радовался. Они остановились на ночлег в хорошем настроении, поболтали немного за ужином (Вишняк ни слова не проронил) и улеглись спать под открытым небом. Все радовались, что завтра, наконец, преодолеют последние двадцать миль и сдыхаются старика.

Первым дежурил Северин. Думал о том, что Лина уже должна получить письмо, и надеялся, что прочла его с улыбкой, залилась румянцем, после чего прошептала «как хорошо, что ты написал».

Тихо потрескивало ветки в костре. Никаких признаков слежки. Северин досидел до часу ночи, разбудил Филиппа и с легким сердцем заснул.

Лина пришла к нему в сновидении и они остановились на любопытном моменте, когда раздался отчаянный крик:

— Рассерженная холера! Всех ввел, подлец!

Северин подскочил. Филипп и Игнат бегали вокруг деревьев, где оставили лошадей — сейчас там стояли деревья. Ярема, последний очередной этой ночью, громко храпел у погасшего костра.

— Просыпайся, голубчик, — налетел на шляхтича Игнат. - Все проспал, ясносрок!

Ярового в три руки защелкали, а Филипп в придачу полил из фляги. Ярема проснулся и испугался.

– Пресвятая Мария! — крестился Яровой. — Меа culpa... Каюсь, ребята, виноват!

— Конечно, черт, виноват!

- Одно из двух, - размышлял Филипп. — Это тот преследователь на рыжей кобыле...

— Или На-Сраке-Чиряк обиделся, как ему Игнат хвост прищемил, — добавил Северин.

— Украл коней так, что ни один не проснулся, — Филипп от гнева побледнел.

Игнат выхватил близнец и в сердцах порубил небольшое деревце.

- Шляк бы его трафил, цыгана! — ругался Ярема. – О, моя Офелия! О, беда! Похитили красавицу, нет мне прощения... Господь меня, грешного, наказывает! Надо было исповедоваться...

– Попробуй не дрыхнуть на чатах, бесова твоя душа, – свирепствовал Игнат, размахивая саблями. — Как тебе такое искупление?

Они быстро потушили уголь, собрали вещи и бросились по следам копыт, которые вывели к окольному пути, который привел к дороге, а вскоре уперлась в перекресток.

- Предлагаю троим опрокинуться, - сказал Филипп, изучая развилки. — Каждый берёт по направлению и ищет след. Запах свежий, лошадей много, мы быстро найдем их... Вещи оставим здесь с охранником.

Все взглянули на Ярему: Игнат яростно, Филипп сосредоточенно, Северин сочувственно. Шляхтич вздохнул и закивал гривой, соглашаясь на роль охранника.

Характерники отошли в залесок, подальше от случайных глаз.

— Сделай милость и попробуй не заснуть, — прошипел Яреме слобожанин, сбрасывая вещи. Шляхтич только грустно вздохнул.

Северин разделся, порезал пальцы, размазал кровь по губам и прошептал заветные слова. Боковым зрением увидел, как рядом Филипп успокоил дыхание, закрыл глаза и повторил чару.

На мгновение тело затерпело, кожей пробежал щекотку, мир молнией изменился и Северин хищником встал на землю, с наслаждением вдыхая богатый запахами воздух.

Наконец-то.

Он почувствовал присутствие двух новых волков, открыл глаза и впервые увидел братьев в других подобиях. Все трое с интересом рассматривали друг друга: Филипп оказался небольшим светло-серым волком, а Гнат был больше и темнее, однако цвет его меха был далеко до угольно-черного Северина.

Чернововк дружески рыкнул, Бойко зарычал и выскарабкался. Олефир махнул хвостом, повел носом и, не теряя времени, исчез. Северин побежал по дороге налево. Интересно, какой в зверском подобии Ярема?

Нос читал дорогу, как алфавит. Следов было немного, все остались со вчерашнего дня — простые, спелые, неинтересные. Путешественник пожилой человек с дубовой палкой. Новая телега, смазанная дегтем оси, старая кобыла, подкова на левой передней ноге скоро отпадет. Молодая мать с двумя детьми, мальчик и девочка. Двое всадников под хмельком.

Никакого свежего запаха, никакого намека на пятерых коней. Но он несся дальше, быстрые ноги несли его до реки, дорога вела через мостик. Он сбежал в поле, спутал с обеих сторон, потухал в траве - скорее ради удовольствия, а не нужды. Эти земли не скрывали нужных следов.

Еда.

В