Арлекин снимает маску - Андрей Евгеньевич Фролов

— Привет, Ленька… спасибо, что позволил отлежаться.

— Никаких вопросов.

Не отрываясь от зумминга, Зерно делает неопределённый взмах рукой. На ней полуперчатка виртуального управления, а потому на мониторе что-то уползает в сторону, заставив парнишку недовольно зашипеть.

— Выгнать тебя вчера, хех, означало совершить гуманитарное преступление, — уже спокойнее добавляет он. — На тебе лица не было. Сам не свой, словно из дома с привидениями сбежал… я даже подумывал врачей вызвать.

Зерно прав. Прошлым днём Алекс был выжат, как лимон. И этому способствовало не только неудачное задание, проваленное одним из самых худших способов, какие только можно придумать…

Когда Бельмондо подходит к дому своего друга — вымотанный, сбитый с толку, перепуганный, — он встречает бритоголовых парней. Вероятно, тех самых, о которых слышал от пиксельхантера. Крепких, держащихся плотной кучкой, окружённых таббабиноловым дымом.

Ватага в красных куртках восседает на детской площадке, осматривая двор с хозяйским видом. Лица открыты, медицинская маска лишь у одного. Время от времени от компании отделяется один из младших, куда-то убегая. Время от времени к ним подбегает другой. Словно адъютанты, носящиеся по полю боя с донесениями и приказами — именно такая ассоциация посещает феромима, когда он отводит глаза.

А затем его замечают.

Снимаются с насиженного места, направляясь наперерез.

Первой мыслью сверкает — бежать!

Но Алекс удерживается от панического желания, сохраняя внешнее хладнокровие. Потому что если удирать от собаки, это её только раззадорит. Разноцветные колготки с нарочитой ленцой бредут через двор, не спуская с мима внимательных взглядов. Не кричат, не призывают остановиться, но он точно знает, что до нужного подъезда дойти не успеет — отсекут. Замедляет шаг, останавливается.

Его обступают, выдерживая дистанцию.

Старший у бритых высок и широкоплеч. В том, что именно он старший, сомнений нет, тот выделяется над остальными, как вождь варварского племени. Куртка из крашеной искусственной кожи, а не наносинты; сидит так плотно, что, кажется, при неловком движении треснет по шву. На шее и запястьях заметны цветные рунические татуировки. Среди них втиснулось, выдавая пропущенные школьные уроки по религиозному воспитанию, распятие Христа-Православного. Рядом выбиты римские цифры XXXII. В левом ухе серьга — крохотный серебристый меч. Массивный подбородок пересекает шрам, убегающий за скулу. Походка лидера «колготок» одновременно пружиниста и тверда.

Алекс не готов к драке. Даже если бы пребывал в более уравновешенном состоянии, всё равно бы не справился с пятью противниками. А уж сейчас — всего через пару-тройку часов после посещения «Вектор-Эпсилона», — и подавно. Однако светлоглазые крепыши и не собираются его бить. Во всяком случае, сразу.

— Ну что, рисоед, — хрипловатым басом говорит вожак, окружённый верными дружинниками, — наступают последние деньки безнаказанности?

Говорит доверительно, будто делится сакральным знанием. В голосе нет ни угрозы, ни желания подначить на перебранку. Он констатирует факт и искренне хочет, чтобы Бельмондо этот факт принял. Впитал. Смотрит прямо в раскосые глаза, но кажется, что сканирует всё скрытое под плотной медмой. Изучает, как зверушку в зоологическом парке.

— Парни, мне не нужны неприятности, — отвечает Алекс, ощущая неприятную дрожь в коленях.

— Никому не нужны, — с пониманием соглашается широкоплечий со шрамом. И даже кивает, признавая правоту окружённого. — Да вот только думать об этом нужно было раньше. Лет сто назад, например…

— Позвольте пройти? — просит Бель, стараясь, чтобы тон оставался спокойным и рассудительным. Как у взрослых людей, умеющих решать возникающие трудности одними словами. — Полагаю, вы обратились не по адресу, уважаемые. Я, вообще-то, русский, и по-китайски не свяжу двух слов…

Это правда. Да, его мать была наполовину казашкой с русскими корнями, а наполовину уйгуркой. Отец — нечистокровным китайцем. Но сам Бельмондо родился в Посаде, и действительно считает себя русским, никогда не сталкиваясь с такими, как эти молодые люди в разноцветных пристежных штанинах.

— Конечно, русский, — с прищуром признаёт вожак, — только глаз узкий.

Его свита вдруг взрывается в приступе хохота. Естественного и громкого, будто услышала уморительную шутку. Алекс же вздрагивает, словно его ударили по щеке. Ладони под перчатками потеют, и он перехватывает саквояж, чтобы ненароком не выскользнул.

— Скоро, — вдруг говорит бритоголовый великан, сверху вниз изучая феромима. — Уже очень скоро…

И замолкает, словно и так всё понятно.

У Бельмондо скручивает живот. Он едва не закрывает глаза, чтобы мысленно проклясть судьбу и столь жестокое стечение гадких обстоятельств. Молчит, понимая, что каждая новая фраза даёт «колготкам» новые возможности для продолжения разговора. А затем решается и делает шаг, намереваясь мягко проткнуть и покинуть живое кольцо.

Его пропускают, но не расступаются.

Парень чувствует, как пальто трётся об алые куртки, ощущает под ними крепость мускулов, но старается выскользнуть так, чтобы никто из молодчиков не воспринял его порыв, как оскорбление. Мима не останавливают. И в спину ничего не говорят, лишь провожают цепкими взглядами, наполненными неприязнью. И ожиданием чего-то… чего-то радостного.

Алекс трясущейся рукой вызывает Куликова через домофонную панель; входит в подъезд, лифт, поднимается на нужный этаж. Зерно встречает его в дверях, откровенно напуганный слабостью голоса Бела. Молча проводит в квартиру, молча выслушивает путаный рассказ. В том числе, наплевав на негласный уговор с детективами о неразглашении данных, о гибели клиента…

— Не вовремя… — загадочно комментирует в итоге хозяин норы.

Пока Алекс говорит, Лёня качается на пятках и попыхивает сигаретой. На столе меж молодыми людьми стоит закрытая бутылка. Завершив, Бель уходит в гостевую комнату, прихватив коньяк, который так и не распечатает. Силы окончательно покидают феромима, и он едва успевает раздеться. Падает на смятую простыню, так и не прибранную с прошлого визита…

— Не нужно врачей, — говорит Бельмондо сейчас, подхватывая с журнального столика бутылку с минеральной водой и делая жадный глоток. — Нужно было выспаться. Уже лучше.

— Хорошо, — соглашается Зерно.

Снимает перчатки, полумаску, выбирается из-за стола и встаёт рядом с диваном.

Краем уха ферокурьер слышит, как в ночи за окном воют сирены. Слышны крики и… выстрелы? Хлопки несутся над двором, эхом рикошетят от стен многоэтажек, теряются в окрестных промышленных кварталах.

— Что происходит? — спрашивает Алекс, вовсе не желающий знать ответа.

Взгляд падает на слайдекс, рассечённый на шесть экранов поменьше. В каждом из них — новости разных мемотических каналов. В кадре замусоренные улицы, толпы демонстрантов, щитовые фаланги полицейских и горящие покрышки. Время от времени появляются медиалисты, комментирующие происходящее, но звук убран до минимума, и поэтому они лишь шевелят губами.

— Сам посмотри,