Зловещие топи - Виолетта Орлова

Услышав эти роковые для себя слова, Бербер замер на месте и с непониманием воззрился на хакима.

– Но за что, господин? – от страха едва ворочая языком пролепетал он. – Я ведь нашел для вас беглеца! Мне полагается награда!

– Когда делаешь доброе дело, иди до конца. Ты пожалел юнца и спрятал в курятнике, но жажда наживы возобладала в твоем сердце и ты, не колеблясь, сдал его нам. А мальчишка при этом вступился за тебя, понимаешь ли ты, несчастный шакал? Поэтому он будет жить, ибо смел и благороден, а ты умрешь, ибо жаден и подл.

Закончив нравоучительную речь, хаким подал знак Демуджину и вышел из помещения. Однако в последний момент старик обернулся и небрежно кинул в сторону Бербера мешочек с монетками.

– Ты их заслужил, – со злобной усмешкой проговорил он.

Чувствуя некоторую неловкость, Зулаб изо всех сил пытался угодить человеку, который из бесправного пленника по волшебному стечению обстоятельств превратился в именитого гостя. Удивление славного воина было безмерным: еще никогда в своей жизни он не являлся свидетелем столь обходительного отношения к рабам. Пристально вглядываясь в лицо загадочного мальчишки, Зулаб все пытался внутри себя разгадать загадку.

Парень выглядел прескверно, это сразу бросалось в глаза. В грязной запылившейся одежде с бурыми разводами от крови, с усталым расстроенным лицом и с этой неестественной бледностью, характерной скорее для людей больных, нежели здоровых. Но несмотря на столь жалкий вид пленника, в сердце своем Зулаб почувствовал лютую зависть. Причина в целом лежала на поверхности: ему было обидно, что сам хаким отметил мальчишку, похвалил, как бы превознеся над остальными, хотя, в сущности, кем он являлся, этот парень? Обычный пройдоха, бедняк, коих в Мире чудес не счесть.

Вот он, Зулаб, уже столько лет верно служит хакиму, но тот ни разу не удостоил его ни малейшей похвалой! Думая только об этом, славный воин ощущал такие неконтролируемые приступы ревности, что ему становилось дурно. Человек часто желает то, что есть у другого, но при этом не видит картину в целом, а между тем и успешного богача способна одолеть смертельно опасная хворь, так стоит ли вообще кому-то завидовать? В одном пункте у мнимого «счастливца» на первый взгляд может выглядеть все хорошо, а во всех остальных плохо – но при этом завистливый человек будет снедаем злобой именно из-за этого первого пункта.

Зулаб оказался весьма недальновиден; он быстро забыл, что Артура вскоре должны отвести на опознание, где того, в сущности, вряд ли ждало нечто хорошее. Уже одна сама эта процедура для человека свободного представлялась унизительной и неприятной. Если бы славный воин хорошенько поразмыслил о том, какая участь ждет бедного юношу, стоявшего перед ним, то вряд ли испытал бы по отношению к нему нечто иное, нежели искреннее сострадание.

– Я накормлю тебя, – сухо буркнул мужчина, недобро косясь на пленника. – А еще тебе нужно помыться и переодеться. Я натоплю баню и приготовлю чистую одежду.

Артур вежливо поблагодарил Зулаба. Он не обратил ни малейшего внимания на неучтивость нукера, ибо был страшно расстроен фактом своего неудавшегося побега. В голове пребывала пустота, а на сердце – холод. Все последующее происходило для него весьма расплывчато и туманно; ему пришлось немного поесть, впрочем, через силу. Зулаб предложил ему сомнительное лакомство кочевников – сырые яйца гигантских скорпионов в сметанном соусе. Увидев только это экзотичное блюдо, юноша почувствовал, как его внутренности выворачивает наизнанку. Но он заставил себя поесть, ибо не знал, какие еще испытания ждут его впереди.

Какая-то красивая девушка, вероятно, служанка, облаченная в белую тунику, подошла перевязать его рану. Ее гибкое смуглое тело казалось безупречным по своим линиям и плавности движений. Глядя в большие оливковые глаза работницы, Артур наяву грезил Дианой. Почему-то именно теперь, когда он увидел перед собой другую, но также, несомненно, прекрасную девушку, он с особенной тоской вспомнил свою любовь.

Верно оттого, что в глубине души чувствовал – предстоящее испытание будет последним и навсегда разлучит его с Дианой. Если его объявят рабом (ведь кто-то же узнал его во время выступления в театре), то что с ним сделают? Убьют? Отдадут какому-нибудь испорченному богачу, лишенному моральных принципов? Замучают до смерти? Отправят на Потешные бои? От жестокого Мира чудес можно было ждать любой напасти и подлости.

Ловкие пальцы работницы поглаживающими движениями ласково сняли неудачную повязку с его руки, обнажив рваную, воспалившуюся рану. Артур сжал побледневшие губы.

– Кто-то из солдафонов грубо обошелся с тобой? – сочувствующе поинтересовалась девушка.

Очнувшись от своих мыслей, Артур покачал головой.

– Наверное, рука здорово беспокоит тебя. Если хочешь, я пойду с тобой в баню и помогу привести себя в порядок, – лукаво улыбаясь, проговорила работница, наслаждаясь румянцем, появившимся на бледных скулах неразговорчивого юноши.

– Нет, я сам справлюсь, – быстро отказался он, впрочем, невероятно смущаясь.

– Жаль, ведь я умею быть ласковой, – хихикнув, сказала тогда прекрасная незнакомка и была такова.

Несколько часов мнимой свободы прошли очень быстро. Артуру, страдавшему в зиндане от бессонной ночи, удалось даже немного поспать перед тем, как за ним пришел Демуджин и критически оглядел с ног до головы. Пленник выглядел куда лучше в новой одежде и с чистыми волосами, блестевшими на солнце, как у породистого армутского коня.

– Пора, – кратко вымолвил предводитель нукеров, и клипсянин почувствовал, как у него неприятно засосало под ложечкой.

Они вышли из шатра; на улице уже вовсю жарило солнце, такое яростное и безжалостное, какое только бывает в районе Полидексы. Их в нетерпении ждали гнедые кони: мускулистые, поджарые, необузданные.

– Залезешь на лошадь, потом я надену цепь тебе на руки, – пояснил Демуджин холодно. Он не смел явно выказывать неприязнь по отношению к Артуру, однако голос все же не мог скрыть его истинных эмоций. Клипсянин попытался вскарабкаться на лошадь – он и раньше был непривычен к этим животным, а с раненой рукой сделался вдвойне неуклюжим. Предводитель нукеров с искренним презрением наблюдал за ним, а затем, увидев, что пленник наконец-то прочно водворился на спине животного, подошел к нему и надел на кисти кандалы, к которым крепилась длинная цепь. Один ее конец был в руках у Демуджина. Нукер лихо запрыгнул на свою лошадь, и они медленно тронулись вперед, сопровождаемые ритмичным звяканьем тяжелой цепи.

Их маленькая процессия направлялась в сторону главной площади Мира чудес, где и должно было произойти опознание. Знойный ветер уныло свистел в низкорослых кустах, клубами поднимая желтый песок. Щеки Артура горели, а