Всё об Орсинии - Урсула К. Ле Гуин

Стефан направлялся в «Белого льва», но, проходя мимо гостиницы, увидел во дворе платной конюшни, имевшейся при ней, знакомую чалую лошадь. Он зашел и уселся в выкрашенном коричневой краской вестибюле, пропахшем конским потом, упряжью и старой паутиной. Пришлось просидеть часа два, прежде чем она наконец появилась. Она держалась очень прямо, темные волосы были повязаны черным платком. Он так долго ждал ее и она оказалась именно такой, какой и должна была быть, что он с наслаждением любовался ею и опомнился, только когда она уже прошла мимо и начала подниматься по лестнице.

– Госпожа Сачик! – окликнул он ее.

Она остановилась и удивленно оглянулась.

– Я хотел попросить вас об одном одолжении. – Голос Стефана после столь долгого, странно затянувшегося и будто безвременного ожидания звучал хрипло. – Скажите, вы сегодня в городе ночевать останетесь?

– Да.

– Костант о вас часто спрашивает. Он все хотел поговорить с вами о вашем отце. Он ведь по-прежнему не выходит из дому, да и вообще много ходить пока не может.

– У отца все прекрасно.

– Знаете, а что, если…

– Я могла бы заглянуть к нему. Я как раз собиралась навестить Мартина. Вы ведь рядом живете, верно?

– О, чудесно! Это просто… Я подожду вас.

Эката сбегала наверх, вымыла запыленные руки и лицо, потом попыталась было как-то оживить свое серенькое платьице кружевным воротничком, который захватила с собой и хотела завтра надеть в церковь. Потом сняла его. Потом снова повязала свои черные волосы черным платком, спустилась в вестибюль и вышла вместе со Стефаном под бледное октябрьское солнце. До его дома было шесть кварталов. Когда она увидела Костанта Фабра, у нее даже голова закружилась. Она никогда раньше не видела его так близко, разве что в больнице, но там его отгораживали от нее гипсовые повязки, бинты, жара, боль, болтовня отца. Теперь она его разглядела.

Они начали разговор очень легко. Она бы чувствовала себя с ним и совсем свободной, если б не его исключительная красота, которая сбивала ее с толку. Он говорил с ней серьезно и просто, голос его звучал обнадеживающе. Совсем другое дело – его младший брат; у того и смотреть-то было не на что, но с ним Эката постоянно испытывала неловкость и смущение. Костант и сам был спокоен, и на других действовал успокаивающе, Стефан же налетал, точно осенний ветер, напоенный горечью, порывистый; с ним ничего невозможно было предсказать заранее.

– Ну и как вам там живется? – спросил Костант, и она охотно ответила:

– Хорошо. Немного скучновато, правда.

– Говорят, у фермеров самая тяжелая работа на свете.

– Я ничего не имею против тяжелой работы. А вот грязь да навоз ужасно противные.

– А деревня там рядом есть?

– Ну, мы живем как раз посредине между Верре и Лотимой. Но у нас есть соседи, да и вообще там все друг друга знают, куда ни пойди километров на тридцать вокруг.

– Значит, и нас тоже можно вашими соседями считать, – вмешался Стефан, но больше ничего не прибавил и затих.

Он чувствовал себя лишним в компании этих двоих. Костант удобно устроился в кресле, вытянув хромую ногу и согнув другую, колено которой обхватил сцепленными пальцами. Эката, очень прямая, сидела лицом к нему, руки ее спокойно лежали на коленях. Они не были похожи, однако вполне могли бы сойти за брата и сестру. Стефан встал, пробормотал невнятные извинения и вышел на двор. Дул северный ветер. В раскисшей земле под елкой и в сорняках копались воробьи. Развешанные на веревке, натянутой между двумя железными столбиками, рубашки, нижнее белье и две простыни хлопали на ветру, а потом бессильно повисали, точно отдыхая. В воздухе пахло озоном. Стефан перемахнул через изгородь, прошел, срезая путь, двором Катални и вышел на улицу, ведущую на запад. Через несколько кварталов улица кончилась. Старые колеи тянулись дальше, в карьер, заброшенный лет двадцать назад, когда рабочие наткнулись на подземные источники; теперь в карьере образовалось настоящее озеро метра четыре глубиной. Летом там купались мальчишки. Стефан тоже когда-то купался там, испытывая, правда, постоянный ужас, потому что плавать по-настоящему не умел, а дна в этом озере даже у берега было не достать и вода обжигала ледяным холодом. Три года назад там утонул мальчик, а в прошлом году утопился рабочий, который ослеп из-за попавших в глаза осколков известняка. Заброшенный карьер все еще называли Западным. Там когда-то в юности работал отец Стефана. Стефан присел на краю карьера, глядя, как мечется, бьется над серой равнодушной водой запертый со всех сторон, попавший в ловушку ветер.

– Ой, мне же нужно еще с Мартином повидаться! – сказала Эката и встала.

Костант потянулся было за костылями, но передумал и сказал:

– Слишком долго мне на ноги подниматься.

– А ты далеко на костылях можешь пройти?

– Отсюда дотуда, – сказал он, показывая на кухню. – Ноги-то у меня ничего. Все дело спина тормозит.

– И когда ты от своих костылей избавишься?

– Доктор говорит, к Пасхе. Ну уж тогда я их сразу утоплю в Западном карьере…

Оба улыбнулись. Она чувствовала к нему нежность и очень гордилась знакомством с ним.

– А ты, интересно, будешь приезжать в Кампе, когда погода совсем испортится?

– Не знаю еще. От дороги зависит.

– Когда снова приедешь, заходи, – пригласил он. – Если захочешь, конечно.

– Зайду обязательно.

И тут они наконец заметили, что Стефана дома нет.

– Даже и не знаю, куда он мог пойти, – сказал Костант. – Он у нас такой – куда-то уходит, откуда-то приходит, неугомонный. А твой брат, Мартин, говорят, хороший парень и с командой нашей сработался.

– Он еще совсем мальчишка, – сказала Эката.

– Да, сперва тяжело приходится. Я в карьер пришел, когда мне пятнадцать стукнуло. Зато потом, когда наберешься сил и свое дело знаешь, идет легко. Ну ладно, передавай привет домашним.

Она пожала его большую твердую теплую руку и заставила себя уйти. На пороге она нос к носу столкнулась со Стефаном. И он покраснел. Ее это потрясло – она никогда не видела, чтобы мужчины так краснели. Потом он заговорил с ней – как всегда, сразу о главном:

– Ты ведь на год позже меня в школе училась, верно?

– Да.

– И ты дружила с Розой Байенин. Она тоже на следующий год, как и я, стипендию получила.

– Она теперь в школе работает, детей учит. В Валоне.

– Она-то получше меня своей стипендией распорядилась… Знаешь, я все думал, как это странно получается, когда растешь в таком городке, как наш: сперва вроде все знакомые, а потом встретишь