Всё об Орсинии - Урсула К. Ле Гуин

Она не знала, что ответить. Он попрощался и вошел в дом, а она отправилась по своим делам, потуже затянув платок, потому что ветер усилился.

Через минуту после Стефана в квартиру вошли мать и Розана.

– С кем это ты на крыльце разговаривал? – резко спросила мать. – Надеюсь, не с Ноной Катални?

– Правильно надеешься, – откликнулся Стефан.

– Ну ладно. Смотри поосторожней с этой особой, она особенно любит в таких, как ты, свои когти запускать. Очень мило будет смотреться, когда ты станешь ее щенка выгуливать, а она тем временем – материных постояльцев-мужчин развлекать. – И мать, и Розана захохотали одинаковым утробным смехом. – Так с кем ты там разговаривал, а?

– Тебе-то какое дело? – рявкнул он; их смех всегда приводил его в бешенство; этот смех был похож на град грязных грохочущих камней, от которых невозможно увернуться.

– А такое мне дело, что я желаю знать, кто это торчит у меня на крыльце, и сейчас я тебе разъясню, почему мне до этого дело есть… – Слова точно давали выход клокотавшему в ней гневу и прочим страстям. – Ты у нас такой важный, образованный, ты у нас даже в колледж учиться ездил, да только обратно приполз – в этот вот самый дом! Разве я неправду говорю? Ну так учти: я желаю знать, кто в мой дом без меня является…

Но тут Розана закричала:

– А я знаю, кто это был! Это сестра Мартина Сачика!

Внезапно рядом с ними выросла огромная фигура Костанта; он сутулился, опираясь на костыли.

– Немедленно прекратите, – сказал он, и они тут же умолкли.

Больше никто не сказал о визите Экаты Сачик в их дом ни слова – ни сразу, ни потом. Братья помалкивали, а мать не спрашивала.

* * *

Мартин повел сестру обедать в кафе «Колокол», где обедали чиновники из компании «Чорин» и заезжие гости. Он гордился собственной предусмотрительностью, белыми скатертями, красивыми ложками и вилками, хоть и побаивался официанта. Он сам в ставшем тесноватым воскресном костюме рядом с сестрой, одетой в знакомое серенькое платьице, казался себе удивительно взрослым, этаким искушенным кавалером. А Эката смотрела в меню замечательно спокойно, и на лице ее ровным счетом ничего не отразилось, когда она прошептала брату:

– Но здесь же указаны два совсем разных супа!

– Да, ну и что? – Он говорил тоном бывалого человека.

– Надо один выбрать?

– Наверное.

– Точно надо, иначе мы наедимся, а до второго добраться не успеем…

Они захихикали. Плечи Экаты вздрагивали от смеха; она прикрыла лицо салфеткой, но салфетка оказалась такой огромной…

– Мартин, погляди-ка, мне тут простынку дали…

Теперь оба тряслись от смеха, похрюкивая и постанывая, а тем временем официант с другой такой же «простынкой» на плече неумолимо приближался к ним.

Обед был заказан неслышно и съеден по всем правилам этикета – локти плотно прижаты к бокам. На десерт подали пудинг из молотых каштанов, и Эката, позволив себе чуточку расслабиться и расставить локти, говорила:

– Роза Байенин писала мне, что в том городе, где она теперь живет, целая каштановая роща и все осенью ходят туда и собирают каштаны, а сами деревья растут густо-густо, и под ними темно как ночью. И роща эта на самом берегу реки…

Она была возбуждена приездом в город после шести недель жизни на ферме, разговором с Костантом и этим обедом в настоящем ресторане.

– Это же просто замечательно! – воскликнула она, хотя вряд ли могла бы объяснить, что ей видятся солнечный свет, пробивающийся сквозь темную густую листву каштанов на берегу, ветер, которые дует против течения, морщит воду в тени деревьев и приносит запахи листьев, реки и еще пудинг из молотых каштанов, весь залитый солнцем мир лесов, рек и незнакомых людей.

– Я видел, как ты со Стефаном Фабром разговаривала, – сказал Мартин.

– Я у них дома была.

– Зачем?

– Они меня попросили зайти.

– А зачем?

– Просто хотели узнать, как нам на ферме живется.

– Меня, например, они ни разу об этом не спрашивали.

– Ну так ты же не живешь на ферме, глупый. А ты действительно работаешь в бригаде Костанта? Вообще-то, ты и сам иногда мог бы к ним заглянуть. Костант такой замечательный человек! Он тебе понравится.

Мартин что-то проворчал. Ему почему-то было неприятно, что Эката ходила к Фабрам домой. Он и сам не знал почему. Ему казалось, что ее визит все усложнил. Розана, наверное, тоже была там. Он не хотел, чтобы сестра узнала что-нибудь насчет Розаны. А что, собственно, она могла узнать насчет Розаны? Он постарался не думать об этом и нахмурился.

– А младший из братьев, Стефан, кажется, у Чорина в конторе работает, да?

– Да, бухгалтером или кем-то в этом роде. Все его гением считали, даже в колледж отправили, да только вышибли его оттуда.

– Я знаю. – Эката любовно посмотрела на последнюю ложку пудинга и отправила ее в рот. – Это все знают.

– Мне он не нравится, – заявил Мартин.

– Почему же?

– Не нравится, и все. – Ему стало легче, все свое раздражение он вылил на Стефана. – Хочешь кофе?

– Ох нет.

– Давай, а? Я выпью.

И он уверенно заказал кофе им обоим. Эката любовалась братом и с удовольствием пила кофе.

– Какое это счастье – иметь брата, – сказала она.

Утром Мартин зашел за ней в гостиницу, и они вместе направились в церковь; когда они пели лютеранские гимны, то каждый слышал голос другого, сильный и чистый, и обоим это было очень приятно и почему-то хотелось смеяться. В церкви они заметили и Стефана Фабра.

– Он часто приходит? – спросила Эката Мартина, когда служба кончилась.

– Нет, – ответил Мартин, хотя понятия об этом не имел, поскольку сам не был в церкви с мая. Он чувствовал тупое раздражение после чересчур долгой проповеди. – Этот тип просто возле тебя увивается.

Сестра не ответила.

– Ты же сама говорила, что он тебя в гостинице поджидал. Чтобы на свидание со своим братцем отвести. А теперь он с тобой на улице заговаривает. В церкви вдруг объявился. – Из чувства самообороны он вытаскивал откуда-то все новые и новые обвинения против Стефана и теперь, произнося их вслух, считал вполне убедительными.

– Мартин, – сказала Эката, – если я кого из людей и способна ненавидеть, так это тех, кто сует свой нос в чужие дела.

– Если бы ты не была моей сестрой…

– Если бы я не была твоей сестрой, мне не пришлось бы слушать все эти глупости. Может быть, сходишь попросишь, чтобы привели мою лошадь?

Так что расстались они, чуточку злясь друг на друга, что, впрочем, быстро прошло под воздействием времени и расстояния.