Свой среди чужих, или Гауптман с Олерона. Часть вторая - Владимир Германович Корешков

– Слово «почти», я так понимаю, здесь ключевое. Давайте лучше в следующий раз, а то боюсь у вас обо мне сложится не очень правильное впечатление, – в тон ей ответил я. – А кстати, вы сказали, что вы мой инструктор, ну и что вы мне будете преподавать?

– Основы психологии и гипноза.

– А как мне к вам обращаться?

– У нас при обращении друг к другу принято выражение «товарищ».

– Я понял, товарищ Алена.

– Нет, не поняли, – поморщилась она. – Так звучит слишком фамильярно.

– А как?

– Либо товарищ майор, либо, если мы находимся с вами в неформальной обстановке, можете меня звать Алена Викторовна.

– Хорошо, Алена Викторовна, а зачем мне нужно знать основы гипноза и психологии?

– Штефан, вам в будущем, после окончания разведшколы придется общаться с множеством различных людей, от которых вам нужно будет добиться не только личного расположения, но и выведывать всевозможные секретные сведения, которые те хранят у себя в голове и под страхом смерти, даже во сне заикаться бояться о них. Вы с первых секунд общения должны очаровать собеседника, произвести на него самое благоприятное впечатление, сломать плотину недоверия между вами, разгадать, что за человек, какой психотип находится перед вами, увидеть и почувствовать все его слабые и сильные стороны, подружиться с ним, сделать так, чтобы он вам безоговорочно доверял, как самому себе, и ни в коем случае не заподозрил вас в шпионаже. Для этого вам и понадобятся знания, которые я постараюсь вам передать.

– Что еще меня ждет?

– Еще вам за месяц придется научиться хорошо стрелять из всех видов оружия, изучить некоторые самые эффективные приемы рукопашного боя, овладеть холодным оружием. За это у нас отвечает преподаватель, старший лейтенант Любомир Милошевич. Далее искусство конспирации, слежки, перевоплощения вам будет преподавать Дмитрий Иосифович Раутбардт – самый опытный и мудрый среди нас. Еще вам надо будет прослушать несколько курсов лекций по другим дисциплинам. Так что, как видите, работы у нас по горло, и начнем мы без предварительной подготовки – прямо сегодня. Что еще, Штефан, вы должны знать, поскольку, как я говорила вам ранее, ваша подготовка в нашей разведшколе будет проходить в обстановке строгой секретности, общение с другими курсантами школы должно быть полностью исключено – это делается для вашей в дальнейшем безопасности.

– И что это значит? – поинтересовался я.

– Самовольно, без приказа покинуть свою комнату вы не имеете права. Ваши занятия будут проходить один на один с инструкторами. Ни с кем, кроме них, вы видеться и общаться не будете. Ваше расписание дня составлено так, что завтракать, обедать и ужинать вы тоже будете один.

– А дышать, а свежий воздух, а как же прогулки?

– Прогулки на свежем воздухе у вас запланированы и будут проходить во внутреннем дворике школы, под присмотром инструктора и только тогда, когда вас никто не видит.

– Все это очень напоминает заключение под стражей, – пробормотал я.

– Считайте как хотите, – холодно ответила Алена.

– Ну и с чего мы начнем? – бодро поинтересовался я.

– Скафандр вам не жмет? Не хотите его снять?

– Вы знаете, Алена Викторовна, мы с ним в какой-то степени сроднились, можно сказать, прочувствовали друг друга, но, если вы считаете, что, на ваш взгляд, я в скафандре недостаточно привлекателен, и настаиваете, чтобы я его снял…

– Настаиваю, – оборвала мое словоблудие Алена улыбаясь. – Идемте, я вам покажу вашу комнату.

– Скорее, камеру.

– Перестаньте хныкать, Штефан. Вы уже взрослый мальчик. Младший лейтенант Митич, я выхожу, проследите чтобы на втором и третьем этаже не было ни одного постороннего, – обратилась Алена по внутренней связи к дежурному по разведшколе.

– Так точно, товарищ майор, – услышал я ответ. – Коридоры второго и третьего этажа пусты, внутренние двери заблокированы до вашего распоряжения.

Мы вышли в пустой коридор, поднялись по лестнице на второй этаж. Моя комната-камера была под номером триста тринадцать. Ничего не скажешь, знаковое число. Я знаю много отелей, в которых нумерация с цифрой тринадцать отсутствует напрочь, в них обычно после двенадцатой комнаты идет четырнадцатая, здесь, пожалуйста, будьте любезны, суеверия нам чужды.

– Что, Штефан, какие-то проблемы? – спросила Алена, видя, что я в задумчивости остановился возле двери.

– Да никаких проблем.

– Ну тогда заходите, переодевайтесь, я вас в коридоре подожду.

Комната являла собой образец аскетизма – белые стены, в одной из них был встроен шкаф с зеркалом, кровать с тумбочкой, вот и все. На кровати лежал приготовленный заранее светло-зеленый камуфляж с погонами, на которых была вышита бархатная черная буква «к». Ну понятно, курсант, значит. Рядом светло-зеленая кепка с большим козырьком, ремень с латунной бляхой, возле кровати стояли высокие берцы. Живенько скинув с себя скафандр, я облачился в форму, все было подогнано под меня, даже берцы были очень удобны, нигде не жали. Когда они успели снять с меня все мерки? Непонятно. Я вышел в коридор, Алена придирчиво осмотрела меня.

– Форма на вас как влитая, Штефан, – отметила она. – Идемте.

Мы на лифте спустились в подвал, который представлял собой и спортзал, и тир одновременно. Светловолосый, долговязый, улыбчивый старший лейтенант уже ждал нас.

– Вот знакомьтесь – это старший лейтенант Любомир Милошевич, ваш инструктор, а это курсант Штефан Дорн, – представила Алена нас друг другу. – Принимайте курсанта, товарищ старший лейтенант, а я пока вас покидаю.

– Привет, – Любомир протянул мне руку, после того как Алена удалилась. – Давай, Штефан, на «ты», мне так проще.

– Я не против, давай на «ты».

Любомир Милошевич, в отличие от хмурых, вечно чем-то недовольных унтеров в учебке для звездпехов, оказался разбитным, веселым парнем. Все время сыпал афоризмами и шутками. Мы с ним сразу нашли общий язык. Он был не намного старше меня, серб по национальности. Когда-то давно его предков, как и остальных его соотечественников, насильно вывезли с их исконных земель на Земле, посчитав, что они представляют потенциальную угрозу Рейху, и отправили осваивать Олерон.

– Слушай, Штефан, ты вообще как с оружием, дружен, стрелять-то умеешь?

– Не-а, – ответил я.

– Совсем хреново, – пригорюнился Любомир. – Ну и как быть, если за месяц мне из тебя надо не только приличного стрелка сделать, чтобы по мишеням не глядя попадал, но еще и по-македонски стрелять научить.

– Это что за хрень? – глуповато спросил я, чеша свой затылок.

– Стрельба по-македонски – это стрельба по движущейся мишени с двух рук.

– А почему по-македонски? – продолжал я корчить из себя необразованного в этих вопросах недоумка.

– Ну был в двадцатом веке такой террорист-бомбист Владо Черноземский из Македонии, стрелял отменно, что с одной руки, что с двух. Ему без разницы было. В 1934 году он, несмотря на довольно крутую охрану, ухлопал короля Югославии Александра Карагеоргиевича. Там вообще интересная штуковина произошла. Вместе с королем Югославии тусовался французский министр Луи Барту, типа его приятель и все такое. Как только раздались первые выстрелы и король пал, среди охранников началась жуткая паника со следами классической параноидальности. И, как это обычно бывает, не разобравшись, все начали палить во всех со всей дури – там, где единство, там и божье благословение.

Охрана французского министра отставать не стала и здесь превзошла всех вместе взятых, стреляя самозабвенно, от души, не целясь и не жалея патронов. Они таким макаром случайно, а может, и нет укокошили своего же министра, изрешетив беднягу буквально так, что он стал напоминать дуршлаг обыкновенный, под шумок списав это гнусное злодеяние на не менее гнусного злодея, с их точки зрения, Владо Черноземского. Французы сорок лет упорно скрывали сей факт, постоянно хныкая, что их министра Луи Барту в тысяча девятьсот тридцать четвертом порешил негодяй из Македонии, пока архивы не рассекретили и ребятишек не вывели на чистую воду. Ну вот, в честь Черноземского эту стрельбу со смертоубийством и назвали стрельбой по-македонски.

Я слышал эту историю, правда в несколько другой интерпретации, но версия Любомира мне